Я знаю - Кира Левина

Моя мама божественно вкусно готовила домашние блюда. Не то, чтобы мне запрещали в детстве есть чипсы и шоколадки, но, оказавшись в большом городе, я очень сильно изменила маминой еде. Учёба и кое-кто были тому причиной. Но виновата в это всём была, конечно, только я.

Я развернула свёрток. Сэндвич из хлеба с помидором, базиликом, курицей и… моцареллой, скорее всего. Горсть сухофруктов, фруктовые чипсы и свежая черника.

— Что это? — ещё раз повторила я.

Давид только хмыкнул.

— Пойдём, там ветра вроде нет. Посмотришь. Замёрзнешь — сразу вернёмся.

Я взяла сэндвич и вышла из машины. Подошла поближе краю и охнула. Невероятная красота!

— Нравится? — оценив мою реакцию, спросил Давид.

— Конечно!

Он вытащил из багажника плед, раскинул его на капоте, присел сам и жестом пригласил сделать то же самое. Я повторила.

— И что было потом? — с набитым ртом спросила я, ожидая продолжения.

— После школы в мед я не хотел поступать, как ты поняла. Был скандал. Отец был в ярости. Я ушёл из дома. Продолжал заниматься футболом. У меня даже началось что-то получаться. И даже отец уже смирился… А потом мама заболела. Неоперабельный рак мозга. Врачи прогнозировали полгода. Она продержалась два с половиной, — тихо договорил Давид, глядя вперёд. Я положила недоеденный сэндвич на плед и потянулась к нему, чтобы обнять.

Давид отпрянул в сторону.

— Нет, Громова, — усмехнулся он, — держи свои руки при себе, я же обещал не приставать.

Я опустила руки, продолжая смотреть на профиль Алиева.

Его история.

За деньги счастье и здоровье не купишь. Можно, конечно, попробовать, но не у всех получится. Уверена, у его матери были лучшие врачи. И был счастлив Давид сейчас? Не уверена.

— Мне очень жаль, Давид, — прошептала я, борясь со слезами.

— Знаю, Ася, знаю, — повернулся ко мне, — ой, ну только не плачь. Я понятия не имею, что делать, когда ты ревёшь.

— Не буду, — отвернулась я.

Ещё немного повсхлипывала. Давид молчал.

— Мне казалось, что я виноват в смерти матери, — я собралась протестовать, но он предупреждающе поднял руку, заставляя меня не перебивать. — Если бы был рядом, то раньше бы заметил симптомы. Поэтому после её смерти, бросил футбол и поступил в универ. Уйду в онкологию.

Я кивнула. Теперь всё встало на свои места. Поёжилась.

— Замёрзла?

— Да, — смущённо ответила я, — очень красиво тут, но холодно.

Давид мягко рассмеялся.

Мы сели в машину. Парень сразу завел её. Начали нагреваться сидения. Давид потёр рукой отросшую щетину и устремил взгляд в никуда. Я молча проследила за его жестом. Такого Давида я не знала. И такой Давид мне тоже нравился.

— Поехали? — посмотрел на меня.

— Да, поехали, — в ответ улыбнулась я.

Обратный путь занял меньше времени. Я смотрела, как его большие руки уверенно держат руль. И весь он такой безупречный со своим красивым и гордым профилем. Ничего лишнего, ничего больше и не нужно. Совершенен.

Алиев припарковался. Молчал. Я тоже молчала.

— Не переживай, Ася, — вдруг заговорил он, — теперь точно отстану от тебя…

В грудь будто нож вонзили. В смысле отстанет?…

— … только прошу тебя, бросай курить и ешь нормально. Договорились?

Я заставила себя сделать вздох.

Хотела, чтобы отстал? Получи и распишись, Настенька. А Давид отстанет, раз он пообещал.

Алиев, отвернувшись, смотрел в окно.

Скажи что-нибудь! Скажи что-нибудь совершенно другое!

— А ты мне тогда пообещай другое, — вместо своих мыслей выдавила я из себя. — Прости себя, разреши себе быть счастливым. Ты… не виноват в смерти матери, Давид.

По какому-то наитию потянулась к нему, быстро поцеловала в щеку, и не смотря ему в лицо, быстро выскочила из машины.

Взбежала на крыльцо, залетела в общежитие, приветственно кивнув сменившемуся коменданту.

В холле затормозила.

Нет.

Стоп!