Видящая истину - Сьюзан Деннард (2016)

Но потом женщина коснулась ее руки, и в Ноэль будто попал пороховой заряд.

– Вы, – прошептала Ноэль. – Почему вы здесь?

– Я лечу тебя, – спокойно сказала монахиня, ее Нити сверкали насыщенным зеленым цветом. – У тебя рана от стрелы.

– Нет, – сказала Ноэль, вертя в руках край белого плаща. – Я имею в виду… Вы. – Ее слова словно закружились в водовороте… Нет, вся комната начала вращаться, и ее слова тоже. Она даже не была уверена, что говорит по-далмоттийски. Возможно, это уже номацийский слетал с ее распухшего языка. – Вы, – попробовала она сказать еще раз, почти уверенная в том, что говорит это слово на далмоттийском. – Спасли… мою жизнь. – Произнеся эти слова наперекор боли и помутнению в голове, она заметила на плаще монахини грязные пятна. Ей стало стыдно, и она мгновенно выпустила его из рук. – Семь лет назад, – добавила она. – Вы спасли меня. В-вы… помните?

Монахиня замерла, ее пальцы замерли на плече Ноэль.

– Я спасла тебя? – спросила она. Она говорила на далмоттийском с акцентом. Ноэль не помнила этого. – Где?

– На перекрестке. К северу от Веньязы. Я была… – Ноэль с усилием вздохнула. Такая сильная боль. Словно ее кинули в кипящую смолу. Спокойствие. Надо расслабить пальцы рук и ног. – Я была тогда маленькой девочкой, и мои соплеменники… побили меня. У меня с собой была тряпичная кукла.

С губ женщины сорвался вздох. Она подалась назад, качая головой, а ее Нити засияли светло-коричневым цветом смущения. Потом она встряхнула серебряными волосами, а ее Нити стали бирюзовыми, цвет недоверия.

– Я не могу… Я не могу поверить в это, – сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к Ноэль. И вдруг она близко наклонилась, мерцая, мерцая, мерцая… – Тебя зовут Ноэль?

Ноэль нетвердо кивнула, на короткое время отвлекаясь от боли. Глаза монахини странно заблестели, будто бы на них навернулись слезы. Но, возможно, просто показалось в темноте комнаты. Только одинокий лучик света пробивался в углу. Нити женщины не светились голубым горем, только фиолетовым рвением. И легкомысленным розовым.

– Это была ты, – продолжала монахиня, – на побережье, семь лет назад. Сколько тебе было?

– Двенадцать, – ответила Ноэль. – Посмотрите. У меня до сих пор есть отметина. – Левой рукой она потянула вниз лиф платья, обнажая ключицу. Там виднелся толстый белый шрам в форме сердца.

Женщина снова резко вздохнула. Подалась назад, будто не верила увиденному, и сомнение подкосило ее.

Затем она снова склонилась к Ноэль и спросила настойчивым низким голосом:

– Я была первым монахом, которого ты встретила, Ноэль? Ты должна сказать мне, если сталкивалась до меня с другими каравенцами. – Когда Ноэль покачала головой, она добавила: – Ты знаешь мое имя? Я тебе тогда его сказала?

Ноэль сглотнула. Думать было трудно, а вспоминать еще труднее. Обжигающий огонь поднимался по ее руке вверх, как приливная волна. И он вскоре достигнет мозга – накрывая ее своим жаром.

– Кажется… нет. Даже если сказали… я не… запомнила… его. – Голос Ноэль был слабым и звучал издалека, но она не понимала, что ей отказывает – уши или горло.

Монахиня отшатнулась, ее Нити светились болотистым беспокойством. Она снова стала целительницей, и только слабый бирюзовый и фиолетовый еще просвечивали в клубке ее Нитей.

Она положила теплую руку на плечо Ноэль, чуть выше раны от стрелы. Ноэль дернулась… затем расслабилась, и ее начал обволакивать сон.

Но Ноэль не хотела спать. Она не могла снова встретиться со сновидениями. Разве то, что она в реальной жизни вернулась в поселок Миденци, было еще недостаточно плохо? То, что ее снова избила толпа? Пережить это еще и во сне…

– Пожалуйста, – сказала она хрипло, еще раз дотрагиваясь до плаща монахини и уже заботясь о том, что снова его испачкает. – Больше… никаких… снов.

– Не будет никаких снов, – пробормотала женщина, и дремота начала окутывать Ноэль. – Я обещаю.