Другая королева - Филиппа Грегори (2016)

Он пишет мне, что Роберто Ридольфи, слава богу, пощажен и снова появляется в лучших домах Лондона, со всеми знаком, дает ссуды, шепотом говорит о моем деле. У Ридольфи, должно быть, девять жизней, как у кошки. Он пересекает границы, возит золото, он работает на заговоры и всегда уходит невредимым. Он везучий, а мне нравится, когда мне служат везучие люди. Похоже, он как-то преодолел последние невзгоды, хотя все остальные оказались в Тауэре или в изгнании. Пока шли аресты северных лордов, он скрывался, а теперь, защищенный своей значимостью в качестве банкира и дружбой с половиной знати Англии, он снова свободен. Норфолк пишет мне, что не может заставить себя хорошо относиться к этому человеку, как бы умен и деятелен тот ни был. Он боится, что Ридольфи склонен к похвальбе, что он обещает больше, чем может сделать, и он – последний человек, которого мой нареченный захочет видеть в Говард-Хаусе, за которым почти наверняка денно и нощно следят люди Сесила.

Я отвечаю, что приходится пользоваться теми орудиями, что попадаются под руку. Джон Лесли человек верный, но он не деятелен, а Ридольфи – именно тот, кто объедет все дворы Европы в поисках союзников и соберет заговор. Его, возможно, сложно любить – сама я его никогда не видела, – но он пишет убедительные письма и неустанно работает на мое дело. Он встречается с самыми важными людьми христианского мира, ездит от одного к другому и вовлекает их в игру.

Сейчас он привез новый план Филиппа Испанского. Если нынешние переговоры о возвращении меня на трон снова провалятся, должно начаться восстание всех английских лордов, а не только лордов Севера. Ридольфи подсчитал, что более тридцати пэров – тайные паписты, а кто более осведомлен, чем человек, который общается с папой? Папа, должно быть, сказал ему, сколько человек при дворе Елизаветы тайно сохранили верность прежней церкви. Дела у Елизаветы обстоят хуже, чем я думала, если более тридцати лордов тайно держат в доме священника и служат мессу! Ридольфи говорит, что им нужно лишь одно слово, чтобы восстать, и король Филипп пообещал предоставить армию и деньги, чтобы им заплатить. Мы можем взять Англию за два дня. «Великое английское начинание» рождается заново, и пусть моему нареченному Ридольфи не нравится, план его не может не соблазнять.

«Великое английское начинание» – мне хочется танцевать от одного звука этих слов. Может ли начинание быть больше? Может ли у него быть более подходящая цель, чем Англия? При поддержке папы и Филиппа Испанского, учитывая, что лорды уже на моей стороне, мы не можем не победить. «Великое начинание», «великое начинание» – в этих словах есть звон, который будет отдаваться эхом в веках. В будущем люди будут знать, что именно оно освободило их от лютеранской ереси и от правления бастарда-узурпатора.

Но действовать надо быстро. В том же письме Норфолк сообщает мне мучительные новости, что моя семья, моя собственная французская семья предложила Елизавете союз и очередного претендента на ее руку. Они даже не настаивают на том, чтобы меня выпустили перед венчанием. Они меня предали, меня предала моя собственная родня, которая должна меня защищать. Они предложили ей Генриха Анжуйского, это, должно быть, шутка, ведь он школьник-калека, а она старуха; но по какой-то причине никто не смеется, и все принимают это всерьез.

Советники Елизаветы так боятся, что она умрет, а я унаследую ее трон, что скорее отдадут ее за ребенка и сгубят ее в родах – она ведь уже старая, в бабушки ему годится, – лишь бы она оставила им сына и наследника-протестанта.

Я думаю, что это жестокая насмешка моей семьи над тщеславием и похотью Елизаветы; но если они действуют искренне и если она на это пойдет, тогда у них будет король-француз на английском троне, а меня лишит наследства ребенок. Они оставят меня гнить в тюрьме и посадят на английский трон моего соперника.