Другая королева - Филиппа Грегори (2016)

– Ты меня не беспокоишь, – отвечаю я. – Что у тебя?

– Хочу сказать, что мне очень жаль, но мы не сможет открыть в это Рождество дом, – поспешно произносит она. – Мы не сможем накормить всех арендаторов и их семьи, и всех слуг не накормим. Не в этом году.

– Денег нет?

Она кивает.

– Денег нет.

Я пытаюсь рассмеяться, но получается плохо.

– Да сколько там оно может стоить? Наверняка в сокровищнице у нас хватит и денег, и тарелок, чтобы выставить обед и эль нашим людям?

– Уже много месяцев не хватает.

– Занимать, думаю, ты уже пробовала?

– Я заняла все, что могла, в округе. Я уже заложила землю. По полной стоимости ее больше не берут, начинают сомневаться, что мы расплатимся. Если положение не улучшится, нам придется отправиться к лондонским ювелирам и предложить им тарелки.

Я морщусь.

– Только не имущество моей семьи, – возражаю я, думая, как тарелки с моим гербом расплавят как лом.

Я думаю о ювелирах, взвешивающих серебряные столовые приборы, видящих мой герб и смеющихся над тем, что я до такого дошел.

– Нет, конечно, нет. Сперва продадим мои вещи, – ровным голосом отвечает она.

– Прости, – говорю я. – Тебе лучше сказать управляющему, чтобы передал арендаторам, что в этом году на обед они прийти не смогут. Может быть, на будущий год.

– Все поймут почему, – предупреждает она. – Поймут, что мы концы с концами не сводим.

– Думаю, все уже знают, – сухо отзываюсь я. – Я ведь пишу королеве раз в месяц и прошу выплатить мне долг, а письма ей читают при всех. Весь двор знает. Весь Лондон. Все знают, что мы на грани разорения. Никто не даст нам кредита.

Она кивает.

– Я все улажу, – серьезно говорю я. – Если тебе придется продать свою посуду, я тебе все верну. Я отыщу способ, Бесс. Ты не будешь в проигрыше из-за того, что вышла за меня.

Она склоняет голову и прикусывает губу, чтобы не высказать упрек, который вертится у нее на языке. Я знаю, она уже в проигрыше из-за того, что за меня вышла. Она думает о своих мужьях, которые тщательно собирали для нее состояние. О мужчинах, над которыми я смеялся как над выскочками без рода и племени. Она выиграла, выйдя за них, они заработали состояние. А я его промотал. Я потерял ее состояние. Теперь, думаю, я потерял и свою гордость.

– Ты поедешь в Лондон? – спрашивает она.

– Суд над Норфолком отложили, пока не пройдет Рождество, – отвечаю я. – Хотя сомневаюсь, что при дворе будет так уж весело, с таким-то призраком на пирах. Мне придется вести этот суд. Тогда и нужно будет отправиться в Лондон, после двенадцатой ночи, и когда я увижусь с Ее Величеством, я вновь поговорю о ее долге нам.

– Может, заплатит.

– Возможно.

– Королеву Шотландии собираются отправлять домой? – с надеждой спрашивает она.

– Не сейчас, – тихо говорю я. – Ее епископа выслали во Францию, а ее шпион, Ридольфи, бежал в Италию. Испанскому послу велено покинуть страну с позором, все остальные в Тауэре. Шотландцам она не нужна, учитывая, с кем она водится и как вероломно себя повела, нарушив условия, предав свое слово и обещание лорду Мортону. А Сесил, должно быть, уверен, что свидетельство Норфолка ее уличит. Вопрос лишь в том, что он станет делать со свидетельством, которое ее уличает?

– Ее будут судить? По какому обвинению?

– Если смогут доказать, что она призвала испанцев или замышляла смерть королевы, значит, она виновна в восстании против законного монарха. Это карается смертным приговором. Казнить ее, разумеется, не могут, но могут признать виновной и навсегда упрятать в Тауэр.

Бесс молчит и не смотрит мне в глаза.

– Мне жаль, – неловко произносит она.

– Наказание за восстание – смерть, – твердо говорю я. – Если Сесил сможет доказать, что она пыталась убить Елизавету, ее отдадут под суд. В этом случает она заслуживает суда тех, кто ниже ее, за такое казнили.