Такси заказывали? - Маргарита Ардо (2020)

— Когда? — выдохнул я.

— В тот день, когда вы улетели в Лондон.

Я выматерился от души. Ну, Лиз, ну стервозина! Но даже для неё это перебор.

В висках у меня застучало.

— Я должен идти!

Валентина вытянула вперёд шею, как гусь.

— А эти… в смысле боссы?

— Чёрт!

Я глянул на телефон, ещё даже не полночь. А Марианна там одна. Моя, маленькая, хрупкая, обиженная девочка… И думает обо мне неизвестно что! Ещё и ляпнул ей зачем-то про бюджет, кретин. Будто мне ужина для неё жалко…

Чувствуя, как разрываюсь между долгом и чувствами, я опять врезал рукой по стене. Долли, дефилирующая, видимо, к туалету, увидела нас и остановилась.

— Саш, что-то случилось?

— Случилось.

— Александру срочно надо идти, но вот не ясно, что делать с руководством… — проговорила скороговоркой Валентина. — Может, мы сами справимся?

— Ну, Саш, если это не пожар, то всё остальное подождёт, — как всегда, рационально и спокойно высказалась Долли. — Не пожар ведь?

Я пожал плечами.

— Не пожар.

— Тогда твоя святая обязанность — до последнего клиента. То есть раньше часа-двух ночи вряд ли освободишься. Расслабься и прими, как есть.

— Угу, — кивнул я.

Развернулся и зашёл в дверь под табличкой «Только для работников». Кухня суетилась. Парень в переднике, с длинной чёлкой сказал мне:

— Вам сюда нельзя.

— Мне сюда можно, — уверенно ответил я и пошёл напролом.

Сработало, как всегда, он пропустил меня. Я свернул за угол, увидел на стене то, что искал — красную мини-панель с белой надписью: «В случае пожара открыть крышку. Нажать на кнопку».

Что я и сделал.

Глава 49

Если говорить о ярлыках, то направо и налево встречаются деловые колбасы, важные шишки, толстяки-добряки, ботаны и синие чулки, а ещё женщины-кошки, мужчины-скалы, горячие парни и сладкие штучки. Я к ним не отношусь. Ко мне друзья и знакомые, судя по тому что они говорили на мой день рождения, прочно приклеили бирку «девушка-позитив». Я не против, у меня и губы складываются в улыбку легко, словно природа именно для того наградила большим ртом, чтобы улыбаться, петь, радоваться и говорить что-нибудь хорошее на трёх языках. Но на самом деле, те кто улыбается ярко, те и плачут навзрыд.

Только это секрет. Об этом знают очень близкие… или никто.

Сейчас я сидела одна в огромной, пустой квартире: папа — на концерте, мама — куда черти занесли, не было больше необходимости «держать марку», и потому я ревела. Запойно, который час подряд. Жалкая в отражении окон, с остатками распустившейся укладки, в мешковатой тёплой пижаме и толстых шерстяных носках. На диване в своей белой комнате с нежно-лиловыми шторами я обложилась подушками, печеньками и конфетами в вазах, но ничего не хотелось. И заниматься я ничем не могла, только плакать.

Время от времени я рыдала так громко, что проняло даже котов у Анны Ивановны снизу, кто-то из них начал мне подвывать. Братья по несчастью, у них тоже нервы: март — период любовных сложностей…

Потемнело. Небо, покрытое сизыми тучами, припустило дождём, в доме стало совсем неуютно. Я выключила телефон и попробовала прилечь, но, увы, не спалось. В гудящей голове кружили дурные мысли, и подушка скоро стала мокрой. Пролежав с час, я села, закуталась в одеяло, надела на уши меховые наушники и врубила на полную громкость глупый турецкий сериал. Герои чудили и, наверное, это было смешно, но я обливалась слезами. Мне было всех жалко, особенно себя.

А ещё не пропадало то муторное чувство, словно я напрашивалась в ресторан с этими противными дядьками, и Саша меня не пустил. Унизительно! Что придумать, чтобы не ходить завтра на работу? Я, правда, не выдержу! Но я не могу подводить Нателлу…

* * *