Такси заказывали? - Маргарита Ардо (2020)

— Сашенька, — я погладила его по щеке, коснулась затылка и сильной шеи, — может, ты всё-таки скажешь, что задумал? Мне кажется, ты всё-таки согласился с моими сумасшедшими родителями. Не нужно, они научат тебя плохому!

— Всё будет хорошо, — улыбнулся он и хмыкнул, наморщив нос. — Кстати, они прикольные! Я б с такими дружил.

— Саш, ты не можешь одобрить их махинации и интриги! Это же глупо — отвлекать Лиз на моего папу! Он ведь не ты!

Мой Мистер Совершенство поцеловал меня в лоб.

— Ни о чём не волнуйся!

— Но я…

— Оставь мужчине решать проблемы. Принимать решения — это мужское дело! А ты девушка, ты — чудо! И так много работаешь! Кстати, очень хорошо.

— Спасибо, Сашенька! Для тебя! — расцвела я и тут же была расцелована.

«Как странно, — думала я, чувствуя тепло любимого мужчины, — мне не нужно ничего решать!» Я так привыкла разбираться со счетами, неприятностями и жизненными барьерами сама. В целом я и не против этого, я же взрослый человек и давно. Но вдруг мне говорят: я решу сам. От этого мурашки по коже. Может, в этом и есть истинная сущность мужчины? Только это так хорошо, что страшно привыкнуть… И тут я вздрогнула внутренне, вновь застав себя за тем, что думать не следовало. Я подняла глаза и сказала:

— Прости меня!

* * *

Я привык к многозадачности, но сегодня от меня требовалось быть, по меньшей мере, Гаем Юлием Цезарем, если роль Остапа Бендера не считать… Наш офис работал как один слаженный организм, в котором я — мозг.

Концентрация — моя сильная сторона. Благодаря ней, я выигрываю там, где другие не могут. Но сегодня я понял, что мне также необходима гибкость, ибо переходить от нежности к графикам, от ревности к рационализму оказалось делом для меня сложным.

Марианна даже не замечала этого, лучистая, солнечная, порхающая, не принадлежащая нашему миру цифр, но присвоившая его с той же лёгкостью, с какой однажды отвоевала кресло моего Порше. И моё сердце. Она была, как тёплый солнечный луч, который одинаково светит и в банке Нью-Йорка, и на фондовой бирже, и на детской площадке, и в залитом весенней радостью парке.

А тепла хочется всем. И этому бульдогу Джерри Карлоффу, и хитрому угрю Майку Загорски, и любвеобильному Энрику Дюпону с его близнецами-приспешниками. Я видел их взгляды на моё чудо. И, рассказывая о продажах, доле рынка и перспективах развития, я боролся с желанием заявить о нашей помолвке, взять Мари за руку и обломать жадные до чужой радости физиономии тем, что она моя. Пусть даже не мечтают!

Но вроде было не к месту. И я просто работал, как и Мари. Только нет-нет, да прорывались мысли, что больших шишек с миллиардами и опасностью хищников побеждает моя хрупкая девочка. Чем? Радостью. Свободой. Искренностью.

Они проигрывали ей, как бутылка дорогого коньяка чистому горному источнику. Я замечал это и удивлялся. Откуда-то исподволь хотелось спросить себя: а что я, больше ни на что не способен, кроме как пресмыкаться перед этими? Да, быть на верхушке, и всё-таки одним из пищевой цепи. Об этом я мечтал в детстве? Вдруг вспомнилось, что хотелось быть лётчиком или клоуном, и чего-то большого-большого, чтобы аж электричество по венам.

Я ругался на себя и переключался обратно на презентацию. Что за глупости? Тут вопрос моей карьеры решается, а я думаю о таком. Далеко же меня заводит ревность!

Впрочем, пока всё катилось, как по рельсам, ни одного прокола. А потом в момент перерыва, когда мы, наконец, остались одни, моя солнечная Стрекоза заглянула мне в глаза и сказала:

— Прости меня, Саша!

— За что? — удивился я.

— Знаешь, меня так много обманывали, что я привыкла… Но ведь это глупо, так глупо, когда открываешься сердцем, жаждешь искренности в ответ, а хватаешься по привычке за первую же ложь! Мне ужасно стыдно, что я не верила тебе! Прости меня, любимый!