Никак не меньше - Анна Тодд (2017)

– Ну да, бросить и позабыть. А что касается третьего вопроса… – Я взглянул ей в глаза и расплылся в улыбке. Пусть знает, что этот вопрос я не отклоню. – Если бы вы не были знакомы, то я сказал бы: «Мама, Кен, Хардин, вот дама моего сердца».

Засмеявшись, Нора прикладывает к губам пальчик. Посасывает его, и я теряюсь в догадках: то ли она делает это машинально, то ли пытается меня обезоружить.

Ну уж нет, только не в мою смену. Отвожу взгляд от ее волнующих губ и притворяюсь, будто не замечаю манящего жеста.

– «Дама сердца»? – прозвенел в осеннем воздухе чистый голос. Ветер немного утих и уже не швыряет в лицо волосы. Темные пряди разложены по плечам, их острые кончики начали завиваться. Протянув руку, я касаюсь шелковых локонов, и Нора внимательно всматривается в мое лицо.

– Да. Думаю, это самый подходящий эпитет для женщины, обладающей массой достоинств. – Я заправляю ей за спину прядь волос и легонько поглаживаю по лопатке.

– И что же это за достоинства? – Ее грудь вздымается и опускается с каждым произнесенным словом.

Тихо хмыкнув, я продолжаю ласкать ее кожу. Она – как котенок, которому хочется, чтобы его целый день гладили и почесывали. Кажется, я превращаюсь в кошатника. Бр‑р‑р. Кошек рвет комочками шерсти, и иногда они гадят в доме. Не знаю, сумел бы я с этим смириться. Благо пока что у меня лишь одна кошечка, Нора.

– Ну, например, вот это. – Я подношу руку к ее глазам. – И это. – Касаюсь нежных губ. Пальцы медленно сползают к груди, и я бережно обвожу сосок. – И это. – Я прикладываю ладонь к ее сердцу и чувствую, как оно бьется. – А это – самое любимое.

Внезапно Нора осыпает меня поцелуями. Щеки, губы, подбородок, глаза – все, что придется. Мое робкое «ой» тает в облаке поцелуев. Она вся в моих объятиях, такая нежная, такая теплая. Ее обуяла какая‑то нереальная страсть.

– А еще ты училась в колледже.

Она чмокает меня в лоб и смеется. Мне приходится открыть глаза, чтобы удостовериться, что это не сон. И все же какое‑то смутное опасение подтачивает меня, словно червь, толкает в изнуренное сердце и шепчет: самое худшее впереди. Я мысленно перебираю все сцены, когда мы были вдвоем, и они ясно встают перед глазами, однако стоит сосредоточить взгляд на чем‑то одном, как оно ускользает. Все, что связано с ней, – преходяще. Что с нами не так?

– А еще? – Теперь она елозит у меня на коленях.

Подхватив Нору под ноги, приподнимаю, чтобы она меня не касалась.

– Не спеши. Мы не закончили игру. – Подавшись вперед, зарываюсь лицом в ее груди. – А ведь ты меня почти отвлекла.

Покусываю ее за грудь, она взвизгивает и слезает с моих коленей.

– Хорошо, хорошо, поняла, – бормочет Нора, переводя дух. Ее кожа тускло мерцает в свете городских огней. Я и не подозревал, что в Манхэттене так здорово видно луну. Все же Бруклин и центр – это большая разница.

– Чей теперь ход? – Нора отодвигается к дальнему краю дивана и, усевшись по‑турецки, поворачивается ко мне лицом.

Ну, если не помнит, то…

– Мой.

– Врун! – с улыбкой восклицает она. Я пожимаю плечами, изображая невинное недоумение. – Как ты думаешь, мы можем быть вместе? Как считаешь, мы с тобой ненормальные, что всем этим занимаемся? – Она словно прочерчивает пальцем линию между нами. – Какой у тебя самый существенный недостаток?

Самый существенный недостаток? Быть вместе? Ненормальные?

А правда, мы ненормальные?

Я не позволяю и тени сомнений закрасться в этот божественный миг.

– Ну, мы же вместе, – отвечаю я.

Отведя взгляд, Нора прячет улыбку.

– Самый существенный недостаток – это то, что я чересчур всех жалею. – Мне нелегко признавать за собой недостатки, но я хочу быть с ней честен. – Она мельком поднимает взгляд и тут же отводит. – Ну да, мы с тобой ненормальные.

– А ненормальные по‑хорошему или по‑плохому?

У каждого из нас есть повод считать другого чуточку как бы того…

Чокнутым ?