Бельканто - Энн Пэтчетт (2018)

– Не думаю… – начал Гэн, но на него никто не обращал внимания. В груди у переводчика словно застряла вишневая косточка – твердая и холодная. Ему не хотелось быть застреленным и тем более не хотелось, чтобы кто-то великодушно предлагал его застрелить.

– Что значит, я могу тебя застрелить? – еще сильнее разошлась Беатрис. Какой-то заложник будет давать ей разрешение! Да и вообще она не собиралась ни в кого стрелять.

– Так и сделаем! – заявил Ишмаэль, вытаскивая свой собственный пистолет и направляя его на посла. Он пытался удерживать на лице серьезное выражение, но получалось плохо. – Я тоже тебя застрелю, если на то пошло. Показывай мне сейчас же, как чистить баклажан! Я убивал людей и по меньшим поводам, чем баклажан!

«Беренхена» – так это слово звучало по-испански. Красивое слово. Похоже на женское имя.

Тибо снова взял в руки нож и снова принялся за работу. Для человека, вынужденного чистить баклажан под прицелом двух винтовок, он держался на удивление спокойно. Кармен не вмешивалась. Она снова начала измельчать чеснок, громко и сердито стуча по доске ножом. Тибо не поднимал глаз от блестящей кожуры.

– Трудно действовать таким большим ножом. Резать надо совсем неглубоко. Представь, что ты чистишь рыбу. Очень нежную. Вообще, это очень деликатная работа.

Кожура красиво сползала на пол завитыми ленточками, и от этого зрелища на душе становилось как-то спокойнее.

– Ладно, – сказал Ишмаэль. – Я понял. Отдавай нож обратно. – Он спрятал пистолет. Тибо взял нож за лезвие и протянул его мальчишке. Вместе с ножом он передал Ишмаэлю еще один баклажан. Что скажет Эдит, если услышит, что его убили за баклажан или за включенный телевизор? Если уж ему суждено здесь умереть, надо постараться сделать это хоть сколько-нибудь достойным образом.

– Ну что же, – сказал Рубен, вытирая лицо кухонным полотенцем, – в умении делать из мухи слона нам не откажешь.

Беатрис вытерла слезы рукавом своей защитной рубашки.

– Это лук, – пояснила она, засовывая свой только что смазанный пистолет обратно за пояс.

– Я с огромным удовольствием порежу его за тебя, если ты сочтешь меня достойным такой работы, – сказал Тибо и отправился мыть руки.

Гэн стоял возле раковины и раздумывал, как лучше сформулировать свой вопрос. Как он ни прикидывал, выходило как-то невежливо. Он обратился к Тибо шепотом и по-французски:

– Почему вы сказали, что она может меня застрелить?

– Потому что вас они никогда не застрелят. Вы им всем слишком нравитесь. Я не подвергал вас никакой опасности, просто хотел обставить все посерьезнее. А вот говорить ей, что она может застрелить меня – это и вправду было рискованно. Я для них пустое место, а вы – целый мир. То же самое, если бы я сказал, что они могут застрелить беднягу Рубена. Эта девчонка вполне могла бы в него пальнуть.

– И все-таки… – сказал Гэн. Он очень хотел выказать твердость, но чувствовал, что ему это не удается. Иногда он казался себе самым слабым из заложников.

– Я слышал, вы отдали ей свои часы.

– Кто вам сказал?

– Все уже в курсе. Она хвастается ими при всяком удобном случае. Ну разве она застрелит человека, который подарил ей свои часы?

– Ну, этого никому не дано знать.

Тибо вытер руки и беззаботно обнял Гэна за плечи.

– Я бы никогда не позволил им вас убить – вы мне как брат! Вот что, Гэн, я приглашаю вас к нам в гости в Париж, когда все это закончится. В ту же секунду, как это закончится, я покидаю свой пост и вместе с Эдит возвращаюсь домой. Когда вам захочется путешествовать, возьмите с собой господина Хосокаву и Роксану и приезжайте. Вы можете жениться на одной из моих дочерей, если хотите. Тогда вы станете скорее моим сыном, а не братом. – Он наклонился и прошептал в самое ухо Гэна: – И тогда мы над всем этим здорово посмеемся.