Бельканто - Энн Пэтчетт (2018)

…Что может знать дом? Никаких сплетен вроде бы никто не разносил, и тем не менее в воздухе висело легкое напряжение, некая наэлектризованность, которая заставляла людей постоянно поднимать головы и озираться, ничего особенного не обнаруживая. На обед приготовили соленую рыбу с рисом, но она не удалась, и все как один выходили из-за стола, оставив свои порции недоеденными. Пока вечер тонул в сгущающихся синих сумерках, Като начал подбирать на рояле разные мелодии. Погода стояла хорошая, что, возможно, усиливало раздражение оттого, что им не дают выйти погулять. Полдюжины мужчин замерли перед открытыми окнами и пытались надышаться свежим ночным воздухом, окидывая взглядом заросший сад, постепенно – цветок за цветком – исчезающий от них в темноте. Из-за стены слышался рев моторов: с улицы, очевидно, разъезжались машины, и на минуту заложники вспомнили о существовании другого мира, но тут же о нем забыли.

Роксана Косс ушла в свою спальню рано. Как и Кармен, ей не хотелось долго оставаться внизу, раз уж она приняла такое решение. Господин Хосокава сидел рядом с Гэном на своем любимом месте возле рояля.

– Расскажи мне все сначала, – сказал он.

– Она хочет, чтобы вы пришли к ней ночью.

– Она так сказала?

– Кармен проводит вас в ее комнату.

Господин Хосокава посмотрел на свои руки. Такие старые руки. Как у его отца. С длинными ногтями.

– Неловко, что об этом знает Кармен. И ты об этом знаешь.

– Другого выхода не было.

– А что, если это опасно для девушки?

– Кармен знает, что делает, – ответил Гэн. Опасно? Она каждую ночь спускается по этой лестнице в посудную кладовку. Он не стал бы просить ее о том, что для нее опасно.

Господин Хосокава медленно кивнул головой. У него возникло странное ощущение: гостиная словно накренилась, напомнив лодку посреди бушующего океана. Он отогнал от себя мысли о том, что столько лет, чуть ли не с детства, составляло предмет его сокровенных желаний. За все эти годы он сумел дисциплинировать себя настолько, что желал только достижимого: наладить производство, создать полноценную семью, слушать и понимать музыку. И вот теперь, на пятьдесят четвертом году жизни, в практически незнакомой стране, он почувствовал вожделение, какое способен вызвать лишь находящийся рядом предмет страсти. В детские годы он мечтал о любви – не только о том, чтобы наблюдать за любовью со стороны, как это бывает в опере, но и пережить ее самому. Но позднее он решил, что это безумие. Слишком огромно было это желание. Еще сегодня вечером его нужды ограничивались малым: принять горячую ванну, сменить белье, добыть хоть какой-нибудь подарок, на самый крайний случай – несколько цветков. Но вдруг комната перед ним поплыла, он раскинул руки и выпустил все, что в них держал; больше ему уже ничего не хотелось. Его просили прийти в ее комнату в два часа ночи, и других желаний у него не осталось. Никаких.

Когда подошло время сна, господин Хосокава лег на спину и в бледном свете луны посмотрел на часы. Он боялся, что уснет, и в то же время понимал, что не сможет уснуть. Он любовался Гэном, который ровно и размеренно дышал на полу рядом с ним. Он не догадывался о том, что каждую ночь в два часа Гэн с регулярностью ребенка, требующего кормежки, поднимается и выскальзывает из гостиной – так тихо, что его никто ни разу не застукал. Господин Хосокава наблюдал за ночным патрульным обходом, который совершали Беатрис и Серхио, и, когда они подошли ближе, прикрыл глаза. Они остановились, чтобы пересчитать спящих заложников, и немного между собой пошептались. К часу ночи они исчезли – как и предсказывал Гэн. Ночь вступила в свои права. Наступило время, о котором господин Хосокава ничего не знал. Он слышал, как у него в висках, запястьях, на шее пульсирует кровь. Он потер пальцы рук. Пора. Всю свою жизнь он спал. Он был мертв. А теперь он внезапно пробудился. Он воскрес.