Бельканто - Энн Пэтчетт (2018)

Парни завопили. Завыли, как собаки. Стали звать своих сообщников – «Хильберто! Франсиско! Хесус!» – такими голосами, как будто случился пожар, началось смертоубийство, приехала полиция. На винтовках тут же защелкали затворы, в комнату ворвались другие боевики и все три командира. Симона Тибо отбросили к стене, поранив ему губу.

«Никаких глупостей!» – прошептала ему на ухо Эдит при прощании. Но что такое «глупость»? Включить телевизор?

Один из ворвавшихся бойцов, крупный парень по имени Хильберто, приставил дуло винтовки к горлу Симона, вдавив голубой шарф в кожу чуть выше трахеи. Он пригвоздил Тибо к месту, как бабочку к пробковой доске.

– Телевизор! – с трудом прохрипел Тибо.

Разумеется, всеобщее внимание тут же переключилось с Симона на телевизор. Только что он был для них врагом, главным злодеем, и вот они уже повернули свои винтовки в другую сторону, позволив ему, содрогаясь от нежданно накатившего ужаса, сползти по стене на пол. Теперь все уставились на экран. Красивая брюнетка, брезгливо покачивая головой, демонстрировала зрителям перепачканную одежду и отправляла ее в стиральную машину. Помада у нее была ярко-красная, стены за спиной – ярко-желтые.

– Это настоящий вызов! – сказала она по-испански. Хильберто опустился на четвереньки и подполз к телевизору, чтобы лучше видеть.

Симон Тибо откашлялся, растирая горло.

Что касается командиров, то им, конечно, доводилось смотреть телевизор до того, как они ушли в джунгли. Теперь они стояли в кабинете вместе со всеми. Этот телевизор был очень хороший, цветной, с экраном в двадцать восемь дюймов. Командир Альфредо поднял с пола пульт и начал нажимать все кнопки подряд, прыгая с программы на программу: футбольный матч; человек в сюртуке сидит за столом и читает; девушка в серебристых брюках поет; щенята в корзинке. С каждой новой картинкой по комнате прокатывалась волна возбуждения, и зрители разражались дружным: «Ах!».

Симон Тибо покинул кабинет незамеченным. О пении Сесара он уже забыл.

Больше всего заложники мечтали о том, чтобы все это закончилось. Мечтали вернуться домой, к своим женам, к своей жизни. Но бывали дни, когда им ничего не хотелось, кроме как избавиться от этих мальчишек, с их угрюмостью и сонливостью, с их дурацкими расспросами и неуемным аппетитом. Сколько же им лет, в конце концов? Когда их спрашивали, они либо лгали и говорили, что двадцать пять, либо пожимали плечами, как будто не понимали вопроса. Господин Хосокава знал, что он плохо разбирается в детях. В Японии он часто видел молодых людей, на вид не старше десяти, за рулем автомобилей. Его собственные дочери постоянно ставили его в тупик: вот только что они бегали по дому в пижамках с Hello Kitty, а буквально через минуту оказывалось, что в семь вечера у них назначено свидание. Господин Хосокава был уверен, что его дочерям еще рано ходить на свидания, а по стандартам страны, в которой он теперь находился, они были уже достаточно взрослыми, чтобы стать членами террористической организации. Он пытался себе представить своих дочерей, их пластмассовые заколки в виде цветочков и короткие белые носочки, вспоминал, как кончиком ножа отмечал на дверном косяке их рост.