— Какие ещё игры, дурачьё? — шикнула я на Тёму.

— Нам всем интересно, и даже дворецкому, — заинтересованно вклинился Сандал.

А я стала мысленно возмущаться, какие они мажоры, даже дворецкий у них есть, вон, в дверях нарисовался. Кстати, знакомая у него физиономия. Точно-точно, это же тот самый дядечка, который выгуливал Пушистика, который лысеет наперегонки со своим надвигающимся пенсионерством.

— Кхм, прошу меня простить, Сандал Евгеньевич, Ефросинья Эразмовна и Артём Сандалович, — ну и задаваки эти богачи, даже к Тёме, которому тот в почётные внуки годится, и то по имени-отчеству заставляют обращаться, — ужин стынет.

Ужин, ммм… А я весь день не ела!

Мой желудок предательски заурчал, Ефросинья Маразмо… то есть Эразмовна скорчила такую недовольную физиономию от этого звука, будто ей на голову, как минимум, коровья «лепёшка» упала. Видимо, она уже давно заключила меня в категорию плебеев, этикету не обученных.

— Какой ужин? — стала она орать на беднягу-дворецкого, который боялся её до чёртиков — у него чуть ли не колени тряслись. Хотя, вполне возможно, он, как мужчина (пусть уже и не первой свежести, но и ещё и не закостенелый урюк), опасался за своё мужское достоинство, не суть, что оно уже в недетоплодотворном состоянии, но естественную нужду справлять же как-то надо. Ему было реально страшно, а от её дальнейших воплей, ещё больше: — Как мы можем ужинать, когда к нам в дом пробралась какая-то гулящая особа? И, кстати, как ты мог её проворонить? — с каждым вопросом он всё больше скукоживался. — Как она прокралась в дом?

— Кстати, малышка, как? — поинтересовался мне на ухо Артём.

— Долгая история, — буркнула я и вновь, краснея, опустила глаза в пол. Сты-ы-ыдно.

— Потом узнаем, как! Меня больше интересуют ролевые игры! — перебил всех Сандал Евгеньевич.

— Сандал, это ты по жизни озабоченный! А наш сынок просто пошутил, да ведь? Сынок, ну-ка, скажи нам, что ты пошутил.

— Мам, пап! — устало, но грозно, прозвучал рык Артёма, принуждая всех захлопнуть рты (у матери, наверное, научился). — Это — Лена, — его голос вновь стал средней тональности, — моя девушка. А это, — он обвёл руками пространство вокруг себя, — моя комната. Вместе всё это — моя личная жизнь. Согласны-не согласны — меня не колышет. Я на двери вам все маршруты прописал. Так что будьте добры, валите нафиг!

— Сынок, ты не прав, — пока его мать пребывала в глубоком шоке, отец Артёма решил вправить тому мозг.

— Да вы как римская инквизиция. То не делай, с тем не разговаривай…

— Мы хотим, как лучше, и мы не против, если ты хочешь встречаться с Леной, она милая, — его папа мне благосклонно улыбнулся.

— Значит, она и тебя приворожила, хитрая бестия… — обречённо пробубнила себе под нос Ефросинья, а потом отмерла, услышав слова своего мужа: — Кто это не против? Мы против!

— А мне всё равно! Я с ней встречаюсь, влюблён…

Он говорил что-то ещё, много говорил, ему отвечали, они спорили, ругались, он долго выталкивал родителей прочь из комнаты, что далось ему с трудом, но я всего этого не слышала. Даже не заметила, как он напялил на себя футболку с изображённой на ней мозаикой. Всё это время я мысленно повторяла его последнюю фразу, которая ввела меня в состояние прострации. «Влюблён…». Мои уши после неё сразу заложило, будто я сейчас совершила погружение с аквалангом. На лице нарисовалась улыбка потомственной идиотки, чья голубая мечта, наконец-то, осуществилась.

О её наличии на моём контуженном личике меня лично проинформировал Артём:

— Чего ржёшь? — мега-романтично поинтересовался мой принц, пощёлкав пальцами перед моим застывшим лицом.

— Сам ты… — обиделась я.

— Что я? — округлил он глаза, по-детски надув губы.

— Ничего.

Шер стал тискать мои щёки, словно я была хомяком, а он, добросердечный гражданин, случайно заблудший в зоопарк, решил меня накормить, засыпав за оттянутые щеки зерна, приговаривая: