Тысяча порезов - Энн Малком

Это было после того, как я закончила собираться. Мое платье — не то, которое выбрала мама, — было белым. Может быть, немного обычное, учитывая ситуацию, но мне оно понравилось. Раньше мне так хотелось выглядеть сексуально, показать, что я женщина, заставить Кристиана желать меня так, как мужчина желает женщину. Потом я вспомнила прошлую ночь. То, как он прикасался ко мне. Нежный, но в то же время страстный. То, как его глаза блуждали по моему обнаженному телу, как будто хотел поглотить меня. Маленькие синяки на внутренней стороне моих бедер от подушечек его пальцев, прекрасный дискомфорт, который остался от воспоминания о нем внутри меня.

Кристиан полностью доказал мне, что считает меня сексуальной. Он занимался со мной любовью, словно я была единственной девушкой, которую тот когда-либо любил, а потом трахнул меня, как настоящий мужчина. Мне не нужно было ничего менять в себе. Не для него.

Платье, которое я надела, было немного маловато. Теперь, когда мои сиськи стали больше, они совсем чуть-чуть выпирали наружу. Оно завязывалось на шее. Спина была открытой, так что мне не пришлось надевать лифчик. Платье плотно облегало мой живот и бедра, потом ткань свободно опадала к коленям.

Темные волосы дикими локонами спадали на спину, я была почти не накрашенная. Лето сделало мою и без того оливковую кожу еще темнее, глаза светились изумрудно-зеленым — мама всегда говорила, что они светились, когда я счастлива. И я никогда не была так счастлива, как в тот момент, празднуя свой восемнадцатый день рождения с кольцом на пальце, ожидая будущее с любовью всей моей жизни. Будущее, которое было благословлено моим отцом.

Потом раздались хлопки.

Выстрелы.

Я знала, что это именно они.

Мои руки замерли на верхней части живота, когда я лениво задавалась вопросом, сделали ли мы с Кристианом ребенка прошлой ночью. Мы не использовали никакой защиты. Никто из нас не хотел этого. Никто из нас ничего не говорил о том, чтобы завести ребенка, в конце концов, мы были так молоды, но наша любовь была крепкой, и я была готова стать матерью.

На территории есть вооруженная охрана. Всегда. Даже когда папа был дома. Обычно, когда мы оставались вдвоем с Лоренцо — что случалось крайне редко, в доме всегда были дяди, повара и няни, а подразделение охраны удваивалось. Я знала, что моему отцу угрожали те, кто хотел его власти. И также знала — когда подслушивала — что он заключил мир с двумя семьями, которые ранее были его главными соперниками.

Может быть, кто-то споткнулся, случайно разрядив свое оружие. Но я знала отца. Он не нанимал людей, которые могли бы совершить такие ошибки.

Затем последовали еще несколько хлопков быстрой очередью.

Я выбежала из своей комнаты и спустилась по лестнице, громко зовя своего брата. Пока бежала, пыталась подсчитать, как давно ушел мой отец. Один час? Два? Вечеринка должна начаться чуть больше, чем через час. Они с мамой могли вернуться в любой момент. Родители бы справились с этим, спасли бы нас, если бы понадобилось. В моем животе зияла холодная пустота, которая кричала, что нас правда нужно спасать. И мрачный шепот, который говорил, что никто не придет.

Я поскользнулась на мраморном полу, когда глазами нашла Лоренцо, сидящего перед телевизором, его нос почти касался экрана. Громкость создавала низкий гул в комнате, заглушая хлопки, которые теперь были намного громче. Неожиданно французские двери из гостиной открылись, и занавески затянуло внутрь.

Мое сердце подскочило к горлу, паника угрожала парализовать меня.

Мрамор был холоден для моих босых ног, и холод просачивался сквозь мою кожу.

— Лоренцо, — прошипела я, бросаясь к брату и хватая его за плечо.

Он подскочил в шоке, прежде чем встретился своими глазами с моими, а затем нахмурил темные брови от раздражения.

— Я же смотрю!