Еретик. Книга 2 - Вера Золотарёва, Наталия Московских (2021)

«И почему я не послушал Гийома тогда? Почему не убрался восвояси, а решил, что молодой граф будет подходящим учеником, которому можно передать свои мысли с расчетом на то, что он потом распространит их на своих землях? Чего я этим добился? Того, что теперь из-за меня он в смертельной опасности, а я даже не успел рассказать ему все, что хотел. И вряд ли успею – как бы бесстрашно он не относился к положению, в котором оказался, я не могу и дальше продолжать делать из него мишень для инквизиции».

Встав из-за стола, Ансель подошел вплотную к окну, ухватившись за край каменной ниши, в которую оно было вделано, и уставился в непроглядную тьму, пытаясь разглядеть в ней приближающихся недругов. Однако графство было погружено в ночную тишину. Даже животные замолкли. Казалось, еще чуть-чуть – и можно будет услышать плеск воды в далекой реке.

Ансель отчаянно вцепился в каменную кладку, удерживая рвущийся наружу стон томительного ожидания трагедии. Он мучительно поморщился, прикрыл глаза, а затем широко распахнул их, отошел от окна и зажег еще одну свечу. В этот самый момент он принял единственное решение, которое давало хотя бы возможность оградить его близких людей от жестокости инквизиции. Эта возможность не давала гарантий, но она хотя бы была. Стоило попытаться.

«Мужайся, Вивьен», – подумал он. – «Тебе придется непросто. Но, уверен, ты справишься с этим. Благослови тебя Господь».

Резко схватив со стола лист бумаги и обмакнув в чернильницу свежее перо, Ансель начал наспех дрожащей рукой выводить слова своего последнего послания Гийому. Он не станет передавать письмо лично – граф должен будет обнаружить его, поняв, что учитель покинул Кантелё.

Слова проносились в голове Анселя с такой быстротой, что он с трудом мог уловить каждое из них, и все же рука каким-то образом успевала выводить их на бумаге. «Ваше сиятельство» – начал он.

«Никакого фамильярного обращения, лишь официальный тон!»

Я повинен во грехах перед вами и Святой Церковью…

Нет никакого оправдания моему преступлению и моей дерзости…

…приютили в своем доме еретика, дали ему кров, не зная, кто я такой…

Я, Ансель де Кутт, признаюсь, что повинен в исповедании катарской ереси перед Богом и Его Церковью…

…молюсь, чтобы вы не пострадали за мои грехи, ибо, видит Бог, вы ни о чем не догадывались…

…сдаюсь на милость епископа Кантильена Лорана…

…готов примириться с Церковью, если мне удастся снискать прощения Господнего, или принять казнь, если на то будет Его воля…

…раскаялся…

Нет больше сил терпеть муки совести…

Надеюсь на помощь служителей Господа или на справедливое наказание…

…должен был сдаться раньше, но боялся и надеялся сохранить свою тайну и от вас, и от слуг Господних, инквизиторов…

Да помилует меня Господь.

Закончив свое послание, Ансель, тяжело дыша, распрямился над столом. Он оставил письмо на видном месте, надеясь, что Гийом сумеет понять его замысел. Он умный молодой человек, он догадается. Он просто обязан догадаться.

Поняв, что пути назад нет и что учителя не спасти, Гийом должен был разрушить молельную комнату и искоренить все признаки веры, в которую Ансель его посвящал, чтобы при следующей проверке особняка у инквизиции не было вопросов.