Малафрена - Ле Гуин Урсула Кребер (2004)

— Но вам совершенно не нужно передо мной извиняться, господин Эстен… — У Итале от волнения настолько пересохло в горле, что остаток имени он просто проглотил.

— Нет. Извиниться было совершенно необходимо. Тем более я очень хотел снова поговорить с вами. — И Эстенскар улыбнулся — коротко, невесело — и сразу показался Итале совсем молодым. — К сожалению, у Палюдескаров я слишком часто встречаю глупцов, и у меня вошло в привычку грубить им, поскольку именно этого они от меня и ожидают. Однако, как я вскоре понял, вести себя столь же грубо с вами было непростительной ошибкой. Но скажите, вы действительно хотели бы создать свой журнал?

— Да. Пожалуйста, пересядьте на тот стул, он вполне прочный…

— А мне нравится этот. Ну, и каковы же у вас успехи?

— Пока что денег хватает на пару номеров, но мне обещаны еще средства. Уже нашелся печатник, который понимает, в какую петлю сует голову. И мы получили письмо от Стефана Орагона из Ракавы…

— И все же расходы ваши вряд ли будут покрыты.

— Ну, если заседание ассамблеи все-таки состоится, можно было бы даже и на некоторую прибыль надеяться.

— А как вы думаете решить проблему цензуры?

— Мой друг Брелавай считает, что уже кое-чего добился. С тем самым человеком… помните? О котором вы тогда упоминали? С Гойне.

Эстенскар снова коротко, пожалуй даже натянуто, усмехнулся.

— И сколько же у вас в редакции народу?

— Мы четверо из Солария. И еще человек шесть-семь из Красноя. В том числе и Александр Карантай, которого вы, возможно, знаете.

— Да. Очень талантливый писатель и очень хороший человек. По-настоящему добродетельный. Вам повезло. Это очень хорошо, что Карантай будет с вами работать. Значит, это, по всей видимости, будет литературный журнал?

— Поначалу да. Проще найти общий язык с Управлением по цензуре.

— Вот именно! — презрительно воскликнул Эстенскар, однако в голосе его явно звучало удовлетворение. — Этих олухов, если иметь терпение, всегда в итоге можно обвести вокруг пальца — они ведь никогда не верили в действенность художественного слова, да и к Меттерниху никогда как следует не прислушивались. Он-то понимает, как может быть опасна литература! Да если б Меттерних имел возможность воплотить в жизнь свое самое заветное желание, то в империи на свободе не осталось бы ни одного поэта; все они давно сидели бы в темницах Спилберга. Нет, я порой просто восхищаюсь Меттернихом! По крайней мере, это действительно сильный противник, у которого есть голова на плечах. И он достаточно просвещен, чтобы бояться могущества идей и слов. Он из породы тех, кто столь успешно действовал в 89-м, а не из этих «новых», всяких там ренегатов типа Генца, с их оппортунизмом и безграмотным мистицизмом, поистине достойных слуг этих Габсбургов — Бурбонов — Романовых, которые настолько тупоголовы, что не в состоянии ни в чем разобраться, даже когда благодаря некоей идее прямо в них целятся из ружей! Слава богу, Меттерних сейчас в Вене, так что нам здесь предстоит бороться лишь с проявлениями нынешнего тупоумия, а не с изощренным коварством восемнадцатого века!

После столь бешеной тирады ни о какой вежливой сдержанности речи быть, разумеется, не могло.