На пересечении - Дикон Шерола

— Сообщите заместителю начальника стражи, что Инхир Гамель убит. Пусть собирает войско. Скажите, что я, Элубио Кальонь, брошу все силы на то, чтобы уничтожить чернокнижника и защитить горожан. Пусть люди знают об этом! Пусть не боятся и не бегут из города, тем более что покинуть его нельзя. Солдатам на стенах отдайте приказ, что если кто-то попытается выбраться за ворота, его следует немедленно расстрелять. Мне не нужна проклятая паника.

— А что делать с пленниками? — спросил один из стражников, указав на Родона и остальных.

Элубио замолчал, прикидывая, как правильнее поступить. Убить их на месте было бы самым правильным, однако, если допустить, что Эристель все-таки каким-то чудом одержит верх, именно Родон и его семья могли послужить Элубио в качестве прикрытия. Кто знает, быть может, Двельтонь сохранит ему жизнь, так как он в свое время пощадил его детей? В любом случае перерезать пленников можно в любую минуту, благо это несложно.

Теперь осталось решить, где их держать. Отправить обратно в комнаты было бы самым простым, но где гарантия, что стражники, которые будут их охранять, не испугаются мести северянина, и, чтобы обезопасить себя, сами не помогут им выбраться из замка. Нет, рисковать нельзя: даже самые преданные могут продаться или, в конце концов, дать слабину. Уже поговаривали, что не все готовы сторожить тринадцатилетнюю девочку и ее старшую сестру, чтобы те, упаси небо, не избежали смертной казни. Иными словами, все пленники должны оставаться подле самого Элубио, и этот обеденный зал был самым подходящим местом.

— Пленники останутся со мной. Чтобы мне было не так скучно, пока вы ловите появившуюся здесь крысу, — произнес юноша.

Он опустился на стул и бросил взгляд в окно. Безоблачное небо не предвещало никакой беды, так почему же все случилось именно так, как случилось? Что вообще известно о некоем лекаре, приехавшем сюда с далекого севера?

Слушая, что говорит Кальонь, Родон смотрел на него, как на безумца. В голове почему-то возник образ больного изможденного старика, который, дрожа всем телом, выкрикивал:

«Не преследуй! Не преследуй! Не преследуй!»

Тогда господин Двельтонь не понял этих восклицаний, но теперь они пульсировали в мыслях, приобретая какой-то устрашающий смысл. Мужчина не знал, как правильно поступить: позволить Элубио действовать по его усмотрению и втайне надеяться, что чернокнижник уничтожит его, или сказать о пророчестве и попытаться остановить этого глупца от, возможно, роковой ошибки и тем самым подставить под удар собственную семью.

Судьбы озлобленных и прогнивших до костей горожан, жизни солдат, которые станут всего лишь пушечным мясом, мертвое тело юнца, отдавшего столь неверный приказ? Или жизни дочерей, которые оборвутся сегодня вечером в пламени костра, если Элубио позволит чернокнижнику беспрепятственно уйти?

И все-таки у Родона не было гарантий, что Эристель вернется в замок с целью расквитаться с юным Кальонь. Быть может, погибнут солдаты, мирные жители, даже Рикид и Баркал, после чего северянин попросту покинет город, оставив семью Двельтонь все в том же плену.

Эта неопределенность сводила с ума. Если бы только знать, что предпримет Эристель, все стало бы куда проще, куда очевиднее. Непредсказуемость чернокнижника делала его схожим с бешеным псом, чьи действия невозможно было предсказать. Некий колдун — Родон уже не сомневался, кто это мог быть — уничтожил два города с общим населением почти в тысячу триста человек. Майарк стерла с лица земли снежная лавина, Ливирт сгорел в белой лихорадке, а из живых не осталось никого.

Родон вспомнил предсказание о пыли, что заметет весь город, и, не выдержав, произнес: