На пересечении - Дикон Шерола

— Дагль, родненький, ты мне как сын, ну скажи им! — пальцы несчастного вцепились в плечи солдата, но тот отшатнулся от него, словно от прокаженного. На лице Иклива вспыхнул лихорадочный румянец, глаза забегали, и он отступил еще на несколько шагов.

— Бесстыжие! — вновь попытался заступиться за семью Окроэ доктор. — Да вы совсем головы потеряли? Или сердца? Какая же она ведьма, если даже дочь уберечь не смогла? Несчастная мать, вот кто она! А вы — безжалостные…

— При всем моем уважении, лекарь, но еще одно слово, и я отправлю вас в темницу! — Гамель смерил старика тяжелым взглядом. — Уводите ее.

— Нет! Умоляю! — господин Окроэ попытался схватить жену за руки, но его грубо оттолкнули. Несчастный не удержался бы на ногах, если бы Клифаир не подхватил его.

— Безумцы! Я найду на вас управу! — закричал лекарь. — Еще только заявитесь ко мне со своими болячками, всех потравлю, как гадов! Ну же, тише, господин Окроэ, мы так все не оставим! Я не я, если невинную женщину отправят на костер. Я немедленно поеду к господину Двельтонь и потребую, чтобы он утихомирил своих собак.

Крики на улице привлекли прохожих, отчего люди начали стремительно стекаться к дому, чтобы поглядеть на происходящее. Из окон выглянули соседи, и каждый не преминул высказать свое мнение. Среди собравшихся была и госпожа Бокл. Подобные истории вызывали у нее невероятный интерес, и глаза женщины буквально светились от удовольствия. К семье Окроэ она испытывала омерзение, и то, как утаскивали безмолвную Акейну, заставило ее губы искривиться в усмешке.

Новость разлетелась с неумолимой скоростью, и спустя час уже весь город обсуждал поимку чернокнижницы. Люди бросали свои дела, чтобы отправиться на кладбище и воочию увидеть окровавленное платье Шаоль. Девушка лежала в склепе в той же позе, ее лицо было все так же напудрено добела, однако на ресницах пудры больше не наблюдалось, словно кто-то стер ее тыльной стороной ладони. Но куда большее волнение вызвал подол платья покойной, который был весь в грязи и кровавых разводах. Бордовые брызги усеивали платье практически до груди, словно обезумевшая швея захотела разнообразить скучную белизну.

Неподалеку от кладбища нашли выброшенный топор, на котором красовалась густая запекшаяся кровь. Говорили и о книге в обложке из черной кожи, которую покрывали неизвестные руны проклятия. Книга эта была скрыта плотной бумагой, однако господин Закэрэль с первого взгляда понял, что за предмет лежал перед ним. Защитное проклятье, исходившее от рукописи, было столь сильным, что одно прикосновение к обложке могло убить обычного человека.

Горожане с огромным ажиотажем восприняли новость о казни ведьмы. В полдень главная площадь была заполонена настолько, что можно было подумать, что проводится еще один праздник города. Толпа гудела, как потревоженный улей. Люди отчаянно спорили между собой, пытаясь доказать друг другу свою точку зрения по поводу виновности госпожи Окроэ. То, что она хранила молчание, говорило не в ее пользу, однако Оверана Симь то и дело повторяла, что несчастная молчит лишь потому, что вместе со своей дочерью утратила смысл жизни. Кучер Лагон Джиль и вовсе на все лады оскорблял бестолкового отшельника, который чувствует злую силу книжонки, но при этом совершенно не ощущает магическую энергию ведьмы.

— Как вообще можно кого-то казнить, толком не разобравшись? Почему все, что касается черной магии, решает начальник стражи, а не Двельтонь? — кричал он. — Правосудия!

— Правосудия! — эхом повторяли другие горожане. Но большинство смотрело на них с непониманием. Всем было известно, что чернокнижников при наличии черного предмета уничтожают сразу же, без суда, а управляющую городом семью попросту ставят перед фактом. Этот вопрос не может быть оспорен хотя бы потому, что сей закон исходит от самого Верховного Хранителя, и даже правитель Южных Земель не может препятствовать ему.