Королевский гамбит - Джон Робертс (2011)

— Государственная измена! Ты прибегаешь к слишком сильным словам, мой друг. Разве Метеллы тебя не предупреждали о том, что следует проявлять сдержанность, когда речь идет о политике. Я бы даже сказал, что ты выражаешься слишком опрометчиво.

— То, что я хочу тебе сказать, поражает гораздо сильней того, что ты уже услышал. Поэтому давай для начала вообще не будем упоминать никаких имен. Ибо разговор наш пойдет не о личностях, а о букве закона. У меня есть неопровержимые доказательства существования тайного заговора против одного из римских военачальников. Суть его состоит в том, чтобы напасть на его корабли и разграбить их. Для этой цели планируется использовать силы восточного пиратского флота, с которым участники заговора имеют тайное соглашение.

— Я не спрашиваю имени этого военачальника. Хотя об этом нетрудно догадаться. Такое нападение будет считаться законным только в том случае, если полководец, о котором идет речь, объявлен Сенатом врагом государства. Как это имело место в случае с Серторием.

— По данному вопросу Сенат не принимал никаких решений. Он остается тайной сделкой, в которую вовлечены лишь участники заговора.

— Тогда мы можем назвать это страшным злодеянием. Но причислить его к государственной измене, которая определяется конституционным судом как тайный заговор с целью вооруженного свержения правительства, у нас нет никаких оснований. По крайней мере, ты еще мне их не предоставил.

Этого я больше всего боялся.

— Более того, — продолжал я, — в заговор вовлечен иностранный царевич, который в награду за свое участие желает получить трон своего отца, с которым мы не находимся в состоянии войны. А при удачном стечении обстоятельств — и трон другого царя, против которого мы ведем военные действия. И тем и другим царством он обещает управлять, будучи римской марионеткой.

— И опять же мы с тобой опираемся лишь на предположения, а не на доказательства. Если упомянутое царство Сенат удостоил титула «друга Рима», как, например, было в случае Никомеда в Вифинии, тогда заговор с целью захвата трона и передачи его другому лицу будет признан лишь случаем серьезной преступной деятельности, но не государственной изменой. Имеешь ли ты по этому делу сообщить мне что-нибудь еще?

— Кроме всего прочего, мне известно, что было совершено три убийства с целью сохранить данный заговор в тайне. Жертвами оказались два гражданина Рима и один чужестранец. Причем третье преступление сопровождалось поджогом.

Прежде чем ответить, Цицерон задумался.

— Убийство граждан и поджог, безусловно, очень тяжкие преступления. Однако наличие и того и другого чрезвычайно трудно доказать в суде. Убежден ли ты в том, что кто-нибудь из высокопоставленных участников заговора лично был вовлечен в эти преступления?

Я покачал головой.

— Один был связан с ними через вольноотпущенника, бывшего гладиатора. Тот в свою очередь стал второй жертвой: очевидно, его решили исключить из заговорщической цепочки как недостойного игрока. Его убийца также совершил третье преступление. Все улики говорят о том, что он является либо вором-взломщиком азиатского происхождения, либо убийцей, нанятым упомянутым мной ранее иностранным принцем.

— Тогда ты, скорее всего, не сможешь предоставить достаточно веских доказательств соучастия в этих преступлениях ни одного из участников заговора. Кстати, если не ошибаюсь, третьей жертвой стал один очень богатый вольноотпущенник?

— Да, ты совершенно прав.

— Итак, в качестве жертв мы с тобой имеем двух вольных граждан Рима и одного чужестранца. Один из них сам являлся убийцей. Римские судьи подымут тебя на смех, если ты попытаешься выдвинуть такие обвинения против высокопоставленных официальных лиц. В чем заключается твое главное доказательство? Есть ли у тебя письменные свидетельства?

— Лично у меня нет, но неопровержимые доказательства тайного заговора находятся в документах, которые хранятся в храме Весты.