Королевский гамбит - Джон Робертс (2011)

Третий свиток представлял собой отчет сенатора Квинта Гортензия Гортала. Прежде чем продолжить чтение, я на минуту отложил документ в сторону и сделал глубокий вздох. Гортал был патроном моего отца, а через него и моим тоже. Если сенатор попадет в опалу и будет изгнан, для нас с отцом это обернется самыми печальными последствиями, хотя мы никак не замешаны в тайном заговоре. В лучшем случае, по крайней мере я так надеялся, эта участь минует отца. Я поспешно развернул свиток и быстро пробежал его глазами, словно хотел поскорей избавиться от боли в зараженной ране. Однако сделать это оказалось не так просто. Речи Гортала всегда изобиловали пространным красноречием, которое свойственно азиатам, а потому вошли у нас в обиход под названием азиатского стиля. Подобным образом он выражал свои мысли и при письме. Даже сугубо секретный доклад Гортал излагал так, будто собирался своими доводами сразить судью на одном из многочисленных судебных процессов, на которых защищал бывших правительственных деятелей, обвиняемых в злоупотреблении властью. Подобную писанину сейчас читать несколько странно. Дело в том, что благодаря способу сочинительства Цезаря — простому, без каких-либо прикрас, но все же не лишенному элегантности — латинская проза претерпела коренные изменения. Книги Цезаря и речи Цицерона полностью преобразовали тот язык, которому я был обучен с детства. Однако Гортал всегда оставался в своем роде неподражаем. Отчет, который я прочел в третьем свитке, заслуживает того, чтобы передать его дословно — как ради содержания, так и для того, чтобы отразить своеобразие стиля Гортала.

По долгу службы Сенату и народу Рима

Сенаторы Рима![2]

В первых числах ноября, когда Юпитер с особым рвением и яростью спешит утвердить свою славу, сотрясая нашу землю неслыханным громом и ужасая невиданной молнией; когда вступают в свои права очередные Плебейские игры, которые в этот год стали усладой для многочисленных сердец простого люда; когда лучезарная Прозерпина спускается в ложе своего ужасного мужа Плутона (на этом месте чернила уже почти высохли, подумал я), я, сенатор Квинт Гортензий Гортал, имел разговор с лицом царской фамилии Тиграном Младшим, прибывшим из того далекого края, который встречает первые лучи Гелиоса тогда, когда крыши города Куирина еще покоятся в ночной мгле. («Неужели этот льстивый педераст находился в Риме с первого ноября?» — удивился я.)

Разговор наш касался самонадеянной гордости военного разбойника Луция Лициния Лукулла, а также того, как эту гордость можно усмирить. Лукулл вместе с наемными бандитами, не удовлетворенный развращением Азии, подобно плотоядным коням Диомеда, устремил свои хищные взгляды на изобилующий богатством Понт, а также на великолепную Армению, царем которой ныне является отец нашего молодого гостя. Доблестный Тигран Младший, волею судьбы вынужденный пожертвовать роскошной жизнью царевича и искать удачу в дремучем царстве Нептуна, предложил нам услуги своих безрассудно смелых и мужественных союзников, ибо сыны Нептуна могут отважиться на такой шаг, на который не способны сыны Марса. Под его предводительством эти доблестные потомки Улисса разграбят транспорт Лукулла. В качестве награды за это они будут освобождены от римского вмешательства на протяжении двух лет. Сам принц, будучи другом Рима, изъявляет желание, чтобы ему оказали поддержку, когда он будет восходить на драгоценный трон Армении, которого лишил его отец. Являясь по материнской линии внуком Митридата Понтийского, он также был бы чрезвычайно рад править этой землей на правах подвластного Риму царя, когда наши силы одержат победу над вероломным азиатом. (Еще бы он этого не хотел, подумал я. Все царство в его власти, и никакой борьбы.)