– Итак, – начал вкрадчиво и негромко. – И что это была за хуйня, Ни-ку-ля?

Вот же гад, знает, что не люблю, когда меня так называют. Специально же! Зеркалит, как утром меня назвал Эдик.

– О чём ты? – спросила я невинно, сложив руки не груди в попытке хоть как-то отгородиться от него.

– Ты знаешь. Прекрасно понимаешь, о чём я. Какого чёрта ты трёшься с этим слюнявым пижоном и делаешь вид, что прошлой ночью не грелась у меня под боком?

Я едва сдержалась, чтобы не прикусить губу от нервного напряжения. Вовремя поняла, что так сейчас лучше не делать, особенно под этим злым обжигающим взглядом. Поэтому снова прикусила щёку изнутри и едва не ойкнула, потому что утром сделала так же до крови и теперь было больно.

«Грелась под боком».

«Нафиг не нужная херня», или как он там выразился.

Воспоминание снова больно кольнуло, укрепив решительность противостоять этому наглецу.

– Потому что Эдика я знаю, – ответила максимально спокойным голосом, но внутри буквально выгорая от обиды. – Знаю его друзей, среди которых нет всяких странных типов вроде Потапа. Знаю его семью. Знаю круг его общения. Наш круг. А ты… тебя не знаю.

Знал бы он, как тяжело давались мне эти слова. Но он причинил мне боль, почему я должна была подбирать выражения?

– То есть дело в «круге»? – медленно уточнил Артур, сощурившись.

– Да, – я пожала плечами, а у самой в груди больно прострелило. – Ты не моего круга. Извини.

Я хотела причинить боль ему, но, кажется, сильно срикошетило в обратную. Оказывается, быть стервой – для себя даром не проходит. Я ненавидела себя в этот момент, но позволить Артуру вот так относиться ко мне не могла. Через боль, через осколки, но я должна была показать ему, что я не «гиблая хрень».

Он отшатнулся и усмехнулся, а потом вдруг подался ко мне, запустил пальцы под волосы и дёрнул меня не себя, заставив впечататься носом в грудь. Я охнула и уперлась ладонями, но он держал крепко, не давая пошевелиться. Чуть сжал пальцы и вдруг глубоко втянул воздух носом прямо у моих волос.

– Ну ты и шкура, Царевна, – прошептал. – А ещё целкой прикидывалась. Надо было трахнуть тебя и не цацкаться.

– Пусти, – я попыталась вырваться, но он не позволил.

– А я ведь сначала подумал… Прикинь? Дебил, – он оттянул мою голову чуть назад и посмотрел в глаза. Было не больно, но до слёз унизительно, и всё же я не могла сказать ему, как сильно он ошибался в своих выводах. Просто не могла. – И хорошо, Царевна, что я не твоего круга. А ты не моего. Иначе отвечала бы как положено, как принято. А так… Хрен с тобой. Из уважения к отцу как минимум.

Я едва успела сделать вдох, как Артур припечатал меня грубым, болезненным поцелуем. Задержался на мгновение, а потом отпустил и сделал шаг назад, стремительно вышел из моей комнаты, громко хлопнув дверью.

Мои колени тут подкосились, и я осела на пол на ковёр. Такого жуткого, унизительного разговора в моей жизни ещё не было. Как и боли, полосующей грудь.

А всё он! И где только взялся? Каким северным ветром его в наш дом занесло?

Дом всегда ассоциировался у меня со спокойствием и уютом. С родителями я не ссорилась, конфликтов и других особо неприятных ситуаций не было. А тут война. В собственном доме. И, пытаясь нанести удары противнику, я ранила и себя саму.

Было так горько и обидно, что даже заплакать не вышло. Слёзы всегда помогали сбрасывать напряжение, давали выход душащим эмоциям.

«Дочь, поплачь и всё пройдёт» – говорила мама.

Оно, конечно, так просто не проходило, но становилось легче. А сейчас это не сработало. Эмоции словно застряли в кружащемся вихре внутри меня, не найдя выхода. Будто нерв какой-то в своём танце зажали, что мне даже дышать трудно стало.

Я насилу поднялась, ощущая спазм в животе, доползла до кровати и повалилась прямо в платье поверх покрывала. Подтянула к груди коленки и так и застыла.