Лучшая из лучших - Алексей Мошков (2022)

— Понимаете, какое дело, — обратился к нему Максим, наконец оторвав взгляд от напряженно молчавшей Инги. — Гражданка утверждает, что мы с ней состояли в законном браке, а я вижу ее второй раз в жизни. В кабинете повисла немая пауза, и было видно, как у молодого юриста едва заметно дернулся глаз. Нанявшая его клиентка явно утаила ряд критически важных подробностей. Молчание прервал тяжкий вздох женщины, за которым последовал театральный всплеск руками и заранее приготовленный монолог:

— Вот я так и знала! Десять лет жизни коту под хвост! Какие слова он мне говорил! Мне все подруги завидовали… Во жжет — как дуговая сварка. Хотя внутренний Станиславский рассерженно бьет ладонью по столу с криками «Не верю! Выгнать эту бездарность из театра! Навсегда!» Не так он ее себе представлял, напрягая память и стараясь вызвать из ее глубин забытый образ. Воображение рисовало мост, один конец которого выходил из прошлого десятилетней давности, а другой вел прямиком в настоящее время, и своды моста, окутанные дымкой забвения, неспешно пересекала женщина, лица которой было не разглядеть, но с каждым ее неторопливым шагом становились все отчетливее видны черты той, что когда-то понарошку назвалась его женой.

Но вместо моста из тумана и воспоминаний были прогнившие деревянные сходни для стирки белья. И этим грязным бельем она собиралась трясти перед собравшимися в надежде вызвать к себе жалость и закрепиться в роли жертвы. А вместо таинственной незнакомки предстало бледное нечто с морщинистой кожей, усыпанной пепельной перхотью звезд: стонет и пьет недовольная рожа, жалко скребется в затылке прохожий бледным потомком докуренных грез, как пели «ДДТ».

— Гражданка жена, — обратился к ней Фомин, нарочито подчеркивая отсутствие между ними каких бы то ни было дружеских отношений. — А у вас не осталось фотографий с нашей свадьбы?

— Ты же знаешь, Максим, — ответила Инга, — что мы не стали отмечать свадьбу.

— И что — прямо-таки ни одной фотки?

— Моя вина, — признала женщина. — До сих пор жалею. Но тогда все это казалось неважным…

— А свидетели-то хоть были? — ехидно спросил Фомин, прекрасно зная ответ на вопрос.

— Жестоко, Максим, — отреагировала Инга очередной заготовленной репликой. — Раньше ты не был таким. Ведь прекрасно знаешь, что моя подруга, которая была свидетелем на церемонии, умерла и не может подтвердить факт нашей регистрации.

О как. Это она ловко вывернула. Приплела мифическую подругу, которая может жить и здравствовать, хотя это легко проверить. А фотосъемка — дело сугубо добровольное, заставить никто не может. Ну, не сохранилось фоток, что тут сказать…

— То есть я правильно понимаю? — вмешался адвокат. — Свидетели регистрации вашего брака не могут подтвердить свое присутствие на церемонии? — Вы меня в чем-то подозреваете? — взвилась ответчица. — Если коротко — во всем, — отреагировал Фомин. — Максим Сергеевич, — осадил его Беликов с хитрой улыбкой. — Человек волнуется, давайте выбирать иные формулировки.

Как скажешь, Константин Игоревич, как скажешь. Старый законник, кажется, нашел, во что вонзить отточенные бесчисленными исками и протоколами зубы, и теперь жадно облизывался, как вампир от мира юриспруденции, предвкушая свежую кровь молодого коллеги. — А чего мне волноваться, — откликнулась Инга. — Я в своем праве. — Безусловно, — успокоил ее адвокат. — Но мой клиент хотел бы увидеть правоустанавливающие документы.

— Я передала все документы своему юристу, — ответила она и кивнула на молодого, который молча наблюдал развитие событий, оставив попытки принимать участие в диалоге. — И мы с ними ознакомились, — продолжил Беликов. — Но для полноты картины нам не хватает, так сказать, доказательной базы. — У меня есть все доказательства, — нахохлилась женщина, бросая негодующие взгляды на консультанта и победно доставая из лежавшей на столе папки развернутый паспорт с печатью о браке.