Когда мы упали - Тилли Коул (2022)

Реальность Леви оказалась суровой; он даже не знал, что такое здоровая мама. И сейчас взирал на Лекси с таким видом, будто сама Мария, Матерь Божья, явилась перед ним во плоти. Словно бы она воплощала в себе надежду. И в этот миг передо мной стоял не четырнадцатилетний Холмчий, только что награжденный стиддой под левым глазом. Я видел лишь потерянного маленького мальчика, что всю свою жалкую жизнь боролся с невзгодами и не знал ничего, кроме страданий, насилия и боли, и понятия не имел, как вести себя, столкнувшись с бескорыстной любовью.

Леви сглотнул и протянул дрожащую руку, чтоб схватиться за Лекси. У меня вдруг все расплылось перед глазами. И наблюдая, как младший брат успокаивался, прикоснувшись к незнакомке, я понял, что зрение мне затуманивали слезы.

Услышав за спиной сопение, я повернул голову. И сердце дрогнуло, когда я увидел слабую, увядающую маму, сидящую в дверях спальни в новом инвалидном кресле. Она наблюдала, как Леви вцепился в моего эльфенка одновременно со страхом и благоговением. По бледным маминым щекам текли слезы, но она даже не пыталась их вытереть. Может, не могла собраться с силами. Или, будучи захваченной эмоциями, вовсе не замечала, что плакала.

Я молча направился к маме, наконец взглянувшей на меня темными глазами. На ней была надета длинная белая ночная сорочка без рукавов, и руки дрожали от напряжения.

Когда я откинул с влажного лба мамы мокрую от пота прядь темных волос длиной до пояса, она поверх моего плеча вновь переключила внимание на Лекси и Леви. Я услышал, как Лекси спросила:

– Милый, хочешь сладкого чаю? Или что-нибудь поесть?

– Да, – услышал я ответ Леви, и грудь моя наполнилась гордостью за эльфенка. Пока я занимался тем, чем должен, она заботилась о моем брате. Просто по доброте душевной.

Подняв маму на руки, я захватил со стола пакет с лекарствами. Подойдя к кровати, откинул простыни и уложил ее. Никто из нас не проронил ни слова. Взяв с ночного столика стакан с водой, я рискнул взглянуть маме в лицо. Она все еще смотрела в сторону двери, будто бы могла видеть сквозь стены, тонкие, словно бумага.

– Мама, выпей это, – велел я, протягивая ей растворимые светло-оранжевые таблетки, способные заглушить боль. Из-за БАС горло ее уже не работало, как прежде, и удушье превратилось в реальную угрозу. Теперь ей приходилось принимать лекарства через капельницу или класть под язык. А вскоре и кормить ее придется лишь жидкой пищей.

Мама не открыла рот, а вместо этого взглянула на меня и проговорила:

– Ты привел… свою… piccolo folletto… сюда, к нам?

Вздохнув, я сел рядом с мамой на кровать и улыбнулся, вспомнив, как заупрямилась Лекси, когда я велел ей отправляться домой.

– Мне нужно было забрать твои лекарства, а для этого понадобилась машина. Она предложила свою, но не позволила мне ехать одному.

Мама удивленно дернула губой.

– Ах, mio caro… она… украла твое сердце.

Я попытался спорить, но почему-то ощущал, что, защищаясь, предаю свою эльфийку. Но мама лишь закрыла глаза и чуть качнула головой.

– Мне… не нужно… слышать… твой ответ… чтобы знать… что это правда. – Веки мамы дрогнули, и она распахнула глаза. В них светилось нечто весьма похожее на счастье, и от этого у меня все тело покрылось мурашками. – Ты мой… сын… плоть от… плоти моей… часть твоей… души… живет… во мне. – Мама чуть приподняла руку и приложила ее к сердцу. – Я чувствую… в тебе… перемены. С ней… ты… свободен… – Мама глубоко вздохнула и добавила: – И сердце… мое… наполняет… покой.

– Мама… – начал было я, но она накрыла мою руку своей.

– Tesoro, Остин… Lei è un… tesoro[40]… Благословенное… сокровище с небес… созданное лишь для… тебя…

Бросив быстрый взгляд на приоткрытую дверь спальни, я снова повернулся к маме и прошептал: