Чебурашка - Олли Ро (2022)

Сейчас же, когда большинство препаратов уже отменено и чувства ко мне стремительно возвращаются в полном своем эмоциональном спектре, я все чаще залипаю на самом Соколовском.

Вот уже третий день.

Любуюсь его красотой сквозь солнечные очки и боюсь быть пойманной с поличным.

Матвей наколол дрова, как заправский колхозник. Право слово, топор ему к лицу. Естественно, Соколовскому жарко и он без футболки, в одних коротких шортах. Его тело, загорелое и гладкое, блестит на солнце бриллиантовыми каплями воды, которой он минутой назад облил себя из бутылки. Влажные дорожки торопливо убегают вниз и теряются в темной поросли, клином уходящей под шорты. Мышцы перекатываются под бронзовой кожей, гипнотизируя меня, словно волшебная флейта очковую кобру.

Соколовский вроде бы не делает ничего особенного, но у меня стойкое ощущение, что соблазняет. Дразнит. Провоцирует. С первых минут Матвей словно радиолокационная станция уловил исходящие от меня волны, произвел перенастройку и сменил тактику.

Он перешел в наступление, а я… Я, кажется, хочу сдаться без боя.

Языки пламени лижут ароматную древесину, вынуждая Матвея щуриться от ярких вспышек. Движения мужчины плавные, неторопливые, будто даже ленивые, тем и завораживают. Грудные мускулы и рельефный пресс манят прикоснуться, а маленькие коричневые соски с твердыми горошинками так и просятся на язык.

Наверняка они соленые.

Моя собственная грудь тяжелеет, а ее вершинки сжимаются до колик. Теснее свожу бедра, чувствуя, как напрягаются внутренние мышцы и по телу разливается жар. И знойное летнее солнце тут совершенно ни при чем.

Все чаще и чаще я мысленно возвращаюсь к нашему с Матвеем разговору, состоявшемуся перед самой выпиской. Все чаще и чаще произнесенные им слова будоражат фантазии и желания.

— Я не понимаю, Матвей, зачем тебе это надо? — устало опускаюсь на больничную койку, отставив в сторону собранную наполовину сумку. — Со Степой отношения наладились, с прошлым мы разобрались. Никаких обид и претензий. Все. Ты ничего мне не должен и возиться со мной не обязан.

Соколовский невозмутимо смотрит мне в глаза, подходит ближе и осторожным движением оглаживает скулу, легонько тянет выбившуюся из косы прядку волос.

— Но я хочу. Хочу быть рядом. Заботиться о тебе. Проводить вместе время. Любить тебя. Засыпать и просыпаться вместе. Мы же семья.

— У нас общий сын. Да. Но мы не семья. Ни в гражданском, ни в правовом смысле.

Этот разговор меня угнетает, потому что словно маленькому ребенку приходится объяснять элементарные вещи. Опускаю глаза на свои сцепленные в замок пальцы, не выдерживая прямой взгляд Матвея, а он осторожно опускается передо мной на корточки и накрывает горячими ладонями мои руки.

— Для меня ты семья, Зоя. Навсегда. И другой мне не надо. А юридические мелочи легко исправить. Просто выходи за меня.

— Вот так? Просто выходи за меня? — не верю собственным ушам. Он что, серьезно делает мне предложение? Но зачем? Почему?

— Согласен. Антураж так себе. Давай я сейчас сбегаю за цветами и кольцом и встану на одно колено? Вообще без проблем. Ты согласна?

— Но я не люблю тебя, Матвей.

— А кого ты любишь? Ашкетова?

— Что? Нет!

— А кого?

— Никого!

— Тогда не вижу проблемы.

— Но Матвей… Это глупо… Это неосмотрительно… Это не кончится ничем хорошим. Ты снова ведешь себя, как подросток.

— Возможно. Но почему ты считаешь, что у нас нет шансов, и все непременно будет плохо?

— Потому что я не люблю тебя.

— Зато я люблю тебя.

— Нет, не любишь. Это какая-то очередная твоя блажь. Уж не знаю, совесть это в тебе беснуется, или карма требует очистки. Что бы ни было — потерпи. К концу лета пройдет.

— Так вот значит… Хорошо. Ждем до конца лета, а в сентябре играем свадьбу. С платьем, фатой, лимузинами и караваем! Я, знаешь ли, первый и последний раз женюсь.