Чебурашка - Олли Ро (2022)

— Ну, ты это, Зой…Не реви. Разошлась… А что Степкин-то папаша? Не объявлялся?

— Объявится еще.

— Ммм… И что ж? Простишь? Как мать твоя простила?

— У нас другая история, баб Кать. Между нами то, что простить нельзя.

— Расскажешь?

— Ты же знаешь, что нет.

— Ох и вредная ты девка!

— Это я в тебя…

Ко всему в этой жизни привыкаешь. К упрекам, к одиночеству, к ответственности. К Катере я тоже давно привыкла. К ее склонности всех ругать, осуждать, высмеивать, да позорить. Я понимала, что одинокой старухе просто хочется выговориться, а потому молча слушала, выполняя монотонную работу по дому.

Катеря рассказывала мне об односельчанах, о жизни моих бывших одноклассников и соседей, о ревматизме и повышенном давлении, о политике и здравоохранении, о том, что коту Василию подрали ухо, а под полом завелись мыши. О том, что по телевизору начался новый турецкий сериал, а у Матрениных корова двоих телят зараз родила. Кто-то там замерз в сугробе, кто-то отравился самогонкой, а еще, скоро Масленица и мы со Степой обязательно должны приехать на массовые гуляния.

Уезжала я с полным сундуком ненужной информации, зато с легким сердцем, ведь напоследок старуха сказала, что в следующий раз, когда она будет помирать, я должна привезти ей семена на рассаду, да побольше. А со здоровьем у нее все отлично, лекарства в аптеке закупать нет надобности.

Глава 26

Настоящее

Матвей Соколовский

Не помню, ни сколько я просидел на кладбище, ни дорогу обратно. Более менее пришел в себя уже под окнами знакомой пятиэтажки с твердой уверенностью — нам просто необходимо спокойно поговорить. И желательно без присутствия этого желторотого щегла с его наглой ухмылочкой. Кем бы он ни был, и кем бы себя ни возомнил, в наши с Зоей отношения Степа не лепится ни с какой стороны.

Будь он ей хоть трижды брат! Хоть самый, что ни на есть родной.

Хотя, стоит отметить, что после посещения кладбища, расшатанные мои нервы, в целом, слегка поутихли. И все надуманное ранее об отношениях этих двоих видится полнейшим бредом. Вновь вернулись вполне добрые, такие себе «отеческие» чувства к Свиридову, усиленные тем, что пацан явно дорог моей Данилиной. Остается, конечно, вопрос о том, где мать Степана, и почему парень ночует у Зои, а не у себя дома, но в целом — это лишь детали. Главное, что я вынес из сегодняшнего утра — этих двоих сближает что угодно, но не романтическая связь.

Поэтому и желание забрать мальца в свою школу, и дать дорогу будущее, научив всему, что сам умею, и продвинуть по своим каналам, дабы он не столкнулся со всей той грязью, в которой довелось искупаться мне, вернулось даже не с прежней, а с удвоенной силой.

Но еще больше захотелось забрать Зою. Из ее убогой квартирки в разваливающемся доме, годном разве что на снос, из дешевых магазинов, где она покупает уродские, но добротные ботинки и старомодные пальто, из этого города, что оказался к ней столь неласков. А затем методично исполнить каждое ее желание, ведь…

Ведь я люблю ее…

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Размеренно бьется сердце.

Люб-лю. Люб-лю. Люб-лю. Разносится пульсацией по венам, проникая в каждую клетку, словно вирус, не вызывая при этом никакого дискомфорта, отторжения, раздражения.

Я просто ее люблю.

И перед глазами Зоин взъерошенный образ с босыми ногами, перепуганные и не верящие глаза-блюдца на пол-лица, тонкие нервные пальцы, стискивающие поясок махрового халатика. Нежная, хрупкая, ранимая. Родная. Стоило всего раз взглянуть на нее, чтобы безвозвратно запустить процесс тотального переосмысления собственной жизни.

Я. Люблю. Ее.

Так легко и так просто это осознание вошло внутрь меня и набрало силу, что любое сопротивление кажется глупым, бесполезным, даже преступным. И сердце щемит от эмоций, и голова разрывается от мыслей.

И ноги сами несут на знакомый этаж к заветной двери.