Со своим рыжим пучеглазым недоразумением, которое с момента их незапланированной вылазки на старицу не видел уже четыре долбаных дня! Четыре, черт подери! Эта дерзкая девчонка заявила, что подруге она нужнее, и укатила вместе с Ленкой куда-то за город (в гости к деревенским родственникам Беловой) спасать белобрысую от затяжной и неминуемой депрессии. Миротворец года, чтоб ее! Красный же тем временем начинал медленно сходить с ума. Раньше он мог продержаться без прямого контакта с ней хотя бы неделю. Но так было до того, как она стала его во всех смыслах. От макушки до пят. Каждым своим рыжим волоском. А теперь… теперь ему категорически не хватало присутствия Синички, и это сказывалось на настроении. Паршивом и угнетенном до предела. Вячеслав прикладывал титанические усилия, чтобы думать о ней чуточку реже. Истязал себя тренировками большую часть дня, дабы, вернувшись домой, хотеть лишь одного — сдохнуть от усталости или тупо уснуть. Ага! Конечно! Даже в полудреме он слышал ее голос. Отчетливо чувствовал жар и аромат юного тела, которое так сильно, до гребаного умопомрачения, хотелось подмять под себя. Распять на жестком матрасе и заставить извиваться от кайфа.

Все подобные иллюзии заканчивались одинаково. Всякий раз Красницкий просыпался с каменной эрекцией, причиняющей уже не просто дискомфорт, а вполне реальную боль. И злой, точно сам дьявол, топал в душ. Иногда просто вставал под обжигающе холодные струи. А иногда… все чаще сдавал позиции. Позволял извращенному воображению взять верх над разумом. Зажмурившись до белых рябей в глазах, стискивал восставшую плоть собственной ладонью и дико кончал, представляя на своем конце ее пухлые губки. Затем ворочался еще несколько часов, размышляя над тем, как ей это удалось? В какой момент их многолетней и не самой романтичной истории пучеглазая смогла проникнуть в него так глубоко? Влезть под кожу. Просочиться в костный мозг. Заразить собой каждую клетку организма, каждую молекулу. И крепко пустить корни где-то там… за грудиной.

— И почему я отлично его понимаю? — криво усмехнулся отец, поставив машину на сигнализацию и присоединяясь к ним. — Ладно, общество тещи я еще худо-бедно вытерплю! Но объясни-ка мне, Лина, с каких же это пор Вознесенские стали считаться частью нашего дружного семейства?

Мать театрально закатила глаза, будто услышала несусветную глупость:

— Саша, умоляю! Хоть ты не начинай! Данный жест — моя попытка извиниться перед Ларисой и Паулиной за неслыханное хамство нашего сына!

Все еще находясь во власти своих эмоций, Вячеслав предпочел никак не комментировать ее заявление, пусть ему и было что ответить.

Вместо этого он скользнул скучающим взглядом по фасаду здания и медленно побрел непосредственно ко входу. Однако дверь оказалась заперта. Толкнувшись еще разок, Слава недоуменно развернулся к родителям.

Их спор набирал обороты и грозил перерасти в настоящую ссору.

— Хорошенько запомни мои слова, Васелина! Если я вдруг пойму или просто заподозрю, что у этой встречи иной умысел, пеняй на себя!

— Нет, Сашенька! Уверяю…

— Я тебя предупредил!

Мать покрылась красными пятнами от негодования, но умолкла сразу.

Что было для нее совершенно несвойственно.

Тяжело вздохнув, Красный поспешил разрядить обстановку:

— Похоже, ресторан не работает! Бать, ты уверен, что нам сюда?

Отец натянул на лицо свою дежурную улыбку и, уверенно кивнув, нажал на дверной звонок, философски заявляя:

— Стучащему, как правило, открывают, сын! Просящему — дают!

К всеобщему удивлению спустя несколько секунд на пороге возник мужчина, который сдержанно представился администратором заведения.

— Добро пожаловать, Александр Борисович! Безумно рады вашему визиту! Ваш столик готов, гости уже прибыли и ждут только вас!

— Отлично! Благодарю!

— Извините, — администратор нервно переминался с ноги на ногу и не торопился пропускать их внутрь, — я… я обязан сообщить…