Твои - Алайна Салах

Отвернувшись, я сосредоточенно изучаю вывеску ближайшей кофейни. Вчера я была твердо убеждена, что все делаю правильно, но сейчас эта уверенностьс катастрофической быстротой разваливается на части. Внутри натянулась и дрожит невидимая струна, в солнечном сплетении мучительно ноет. А еще с того самого момента, как мы покинули квартиру Роберта, меня преследует дурацкая мысль, что это наша последняя встреча втроем. Глупости, разумеется. От Москвы до Иркутска всего-то восемь часов лететь, да и Роберт не перестает быть отцом Поли, даже если у нас не сложилось.

— А когда ты к нам приедешь? — доносится серьезный, без привычных заигрываний голос дочки. — Скоро?

— Я очень постараюсь, — так же серьезно отвечает он. — Точных дат не буду называть, чтобы не обманывать, и обещаю сразу предупредить.

— Ладно.

Я делаю глубокий вдох. Воздух застревает в легких, словно в засорившемся фильтре, и звук выходит прерывистым, жалким.

До вылета остается еще около часа. Когда Роберт уйдет, мы с Полинкой можем зайти в эту кофейню, к примеру. Надеюсь, у них есть мороженое. Хочу хоть немного притупить чувство вины перед дочерью.

— Теперь мы с тобой будем видеться чаще, не сомневайся, — продолжает говорить Роберт. Его слова адресованы не мне конечно, а Поле. — Я очень жалею, что проводил с тобой так мало времени раньше. Простишь меня за это?

Слышать дальше мне мешает гул прилившей к вискам крови. Ярко-красные буквы на вывеске стремительно блекнут и размываются, стекая мне под ноги.

— Я буду тебя ждать, — дрожащим голосом отвечает Поля. — Ты же на Байкал обещал нас с мамой свозить. Еще я для бабули Наташи и деды Рената подарок нарисую. Тебе нужно будет забрать и им передать.

— Хорошо, зайчонок. Они будут очень рады.

Быстро промокнув щеки рукавом толстовки, я оборачиваюсь. Мантра, почти сутки звучащая внутри меня, помогает. Это бы все равно случилось парой дней позже. Ей все равно было бы больно, но мы это переживем.

— Ты можешь хоть каждый день созваниваться с папой по фейстайм, — напоминаю я, гордясь тем, что удается звучать настолько бодро. — На этот раз ты ведь будешь брать трубку?

Шмыгнув носом, Поля кивает. Даже здесь ей удается быть сильнее, чем я. Она выглядит бесконечно расстроенной, но не слезинки не проронила. Хотя глаза красные, да.

— Буду, — произносит она и, выпустив из ладошки ручку чемодана, прижимается к Роберту щекой.

Застрявший в груди воздух стремительно меняет свой состав, превращаясь в жгучую кислоту. Закусив губу, я снова отворачиваюсь, чтобы не находить свидетелей таким закидонам своего организма.

— А ты, Рада? — слышится невозмутимый голос из-за спины. — Обнимешь на прощанье?

Зажмурившись, я киваю. Даю себе секунду и еще одну, чтобы собраться, шумно вдыхаю, поворачиваюсь. Даже если все вышло так, как есть, это не повод не проститься с ним по-человечески. Он отец моей дочери, в конце концов, и замечательный человек.

Полинка отходит в сторону, будто бы для того, чтобы меня пропустить. Избегая смотреть Роберту в глаза, я делаю шаг вперед и касаюсь губами его щеки. Задерживаюсь на секунду, чтобы прочувствовать тепло кожи и то, как его ладонь обнимает мою талию. Несправедливо, что он настолько потрясающе пахнет, хотя даже ничем не надушен.

— Я же не слепой, Снежок, — его глухой шепот касается моего виска. — Если ты сейчас передумаешь, это не будет слабостью. Мы просто вернемся домой и обо всем поговорим как взрослые люди.

Я мотаю головой. Нет. Для чего тогда это все? Расстроенная Поля, бессонная ночь и собранные чемоданы.

Коснувшись плеча Роберта, я отступаю назад. Чувствую на себе его вопросительный взгляд, и чтобы не выглядеть окончательной трусихой, заставляю себя поднять глаза. Со мной все в порядке.

— Если захочешь поговорить, дай мне знать, Рада. В этом тоже нет ничего зазорного. Буду ждать.