Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник) - Грейди Джеймс

– На эту тему мы сможем побеседовать позже. А сейчас, если не ошибаюсь, у вас еще одна утренняя тренировка у Макгифферта. Так ведь, сержант?

– Так точно, сэр! – гаркнул бывший сержант Макгифферт, бодро вскакивая со своего шезлонга. – Пошли, приятель.

Малькольм медленно поднял взгляд на возвышавшуюся над ним внушительную фигуру, покачал головой, вздохнул и встал. К бывшему амбару, превращенному в физкультурный зал, он плелся следом за Макгиффертом так медленно, как только осмелился.

Пожилой джентльмен, смотревший вслед двум удалявшимся фигурам, едва не пропустил мимо ушей вопрос, который Карл произнес по обыкновению мягко:

– А ведь это действительно интересное предположение, сэр: что, если Кондор встретится там, на месте, с чем-нибудь серьезным?

Пожилой джентльмен улыбнулся и помолчал несколько секунд, прежде чем ответить:

– Это, Карл, мой мальчик, было бы такой удачей, на которую я даже не осмеливаюсь надеяться. Вряд ли нам стоит ожидать от судьбы таких подарков.

Карл чуть наморщил лоб.

– Конечно, сэр… но я имел в виду не совсем это. Допустим, Малькольм встретится там с какими-то неприятностями. Я понимаю, нам это будет на руку, поскольку неприятель себя обозначит. Но что будет с Малькольмом? Как, по вашему мнению, он отреагирует?

Пожилой джентльмен посмотрел на амбар, в воротах которого скрылись Малькольм с Макгиффертом, и нахмурился, подбирая слова для ответа.

– Ты сам сказал, Карл: это действительно интересное предположение.

– Не хотите ли кофе, сэр?

Малькольм отрицательно покачал головой, и стюардесса отозвалась на это положенной отсутствующей улыбкой.

– Что ж, возможно, позже. – Еще одна заученная улыбка, и она перешла к следующему ряду кресел.

Малькольм выглянул в окно и зажмурился от бившего в глаза солнца. Внизу раскинулся необъятный облачный, казавшийся незыблемым пейзаж. Со всех других сторон все было окрашено голубым – холодным, кристально-чистым, ярким. Самолет не сразу вынырнул из толстого слоя облаков, так что на протяжении нескольких минут за окошком клубилась белая вата. Во время взлета Малькольм зажмурился и не открывал глаз, пока самолет не набрал высоту, поэтому и не бросил прощальный взгляд на вашингтонские монументы.

Воздушные путешествия страшили Малькольма примерно в той же степени, что и возбуждали. Волнение и страх перед стихией, в которой словно не действовали привычные законы тяготения и инерции, приводили его в состояние, близкое к истерике. В последние минуты перед взлетом это почти лишало его способности думать, хотя внешне Малькольм выглядел не более нервным, чем его соседи по салону. Впрочем, когда самолет отрывался от земли и набирал крейсерскую скорость и высоту, эта взвинченность сменялась облегчением. Все равно его судьба на ближайшие час или два от него не зависела. В автомобиле, автобусе или даже на пешей прогулке Малькольм ощущал некоторую ответственность за свою жизнь. Действительно, когда он вел машину или шел по улице, безопасность зависела преимущественно от его собственных действий. В автобусе он мог, например, ринуться вперед и перехватить управление, случись с водителем сердечный приступ. Но здесь, в летящем на высоте в несколько тысяч миль над землей самолете, в случае каких-либо неполадок он не смог бы сделать ровным счетом ничего. Малькольм сидел в своем кресле абсолютно беспомощный и бессильный повлиять на происходящее. Даже броситься к двери и заставить стюардессу выпустить его он не мог: слишком поздно, самолет уже полчаса как оторвался от земли. Но на этот раз напряжение его не отпускало – значит, дело все-таки было не в полете.