Подари мне семью - Алекса Гранд

– Только это ничего не меняет. У тебя своя жизнь. Своя семья. Жена, которая ждет дома. Ребенок, которому нужно уделять внимание. Кто, кстати, у вас родился? Мальчик? Девочка? Близнецы?

– Нет никакой семьи. И ребенка нет. Никогда не было!

Выкрикиваю. Голос срывается на хрип. В горле саднит. В носу щиплет. Те чувства, которые я успешно подавлял долгие годы, высвобождаются. Образуют необузданный водопад и погребают меня под толщей воды.

Из последних сил выплываю. Цепляюсь за Кирины омуты, сверкающие непониманием.

– Как не было?

– У Даши случился выкидыш.

Сообщаю апатично, Кира же вздрагивает, как будто по спине ей прилетает удар хлыстом. Ежится, словно температура в воздухе падает на десяток градусов, и уязвимо обхватывает себя за предплечья.

– Господи, Никита, это ужасно. Мне очень жаль.

– Так бывает.

Сиплю, прожевав стекло. Кирина жалость окончательно обезоруживает. Последние щиты роняет. Душа нараспашку. Все настежь. И дикое желание отмотать время назад и все переписать.

Не расставаться с Ильиной. Пообещать Дарье заботиться о ребенке и не возрождать бракованного феникса из пепла. Забить на профит от нашего брака, даже если это решение ударит по благосостоянию моей семьи. Пускай…

– Почему не сказала тогда?

Спрашиваю глухо, хоть и отчетливо понимаю, что вел себя как законченный идиот. Вывалил на Киру не подлежавший обжалованию вердикт и совсем не подумал о последствиях. Не догадывался даже, как потом ломать будет. Хотел быть хорошим для многих, а оказался уродом для всех.

Для своего ребенка, в первую очередь. Того, о котором мечтал бессонными ночами. Которого представлял с клюшкой в руках и в хоккейной экипировке. Которого учил в фантазиях рыбачить и варить уху на костре.

Несбывшиеся мечты в очередной раз придавливают грудь бетонной плитой, и я не могу отдышаться. Жадно глотаю кислород, а насыщения не наступает. Наблюдаю потерю ориентации в пространстве. Не замечаю даже, как успеваю притиснуться к Кире еще плотнее и положить свои ладони на ее прохладные руки.

Снова она из этого ада вытягивает. Вздергивает подбородок и разрубает меня надвое жестоким, но вполне справедливым вопросом.

– И что это могло изменить? Ты бы разрывался на части? Метался между двух огней? Сидел бы со мной в консультации? И параллельно убеждал Дашу, что это нормально? Как скоро ты бы меня возненавидел?

– Не говори так.

– А как говорить, Никита? Разве я не права? Ты ее выбрал, ее! А я выбрала здоровую беременность.

– Ты любила меня когда-то?

– А ты сам знаешь, что такое любовь?

Полосуем друг друга до крови. Взрываем снарядами. Не оставляем камня на камне. Слишком долго в себе копили эту гремучую смесь из обиды и разочарования – все наружу выплескиваем.

Не сдерживаемся в выражениях. Капитально друг друга прикладываем. Берегов абсолютно не видим. Все выкорчевываем с корнем. Заливаем ядом землю. Себя тоже затапливаем этой отравой. Теряем разумное – отдаемся инстинктам.

– Могло быть иначе! Могло! Понимаешь?!

Выкрикиваю от безысходности, что плещется под ребрами. Ничего перед собой не вижу – только полные яростного огня серо-голубые омуты. И не успеваю себя тормознуть – накрываю Кирины губы своими.

Терзаю жадно. Покусываю. Только длится это совсем не долго.

Придя в себя, Кира отшатывается. Толкает меня в грудь. Отвешивает звонкую пощечину, от которой пылает и ее ладонь, и моя щека. Приглаживает растрепанные мной волосы и отчитывает, словно несмышленого мальца.

– Никогда больше так не делай, Лебедев! Слышишь? Никогда!

Если судить по гневно трепыхающейся на шее венке – сильно злится. А, может, волнуется. В любом случае, я не решаюсь усугублять конфликт. Разворачиваюсь. Двигаюсь пружинистым шагом к багажнику. Замираю.