«Братишка» бросил умилительно-умоляющий взгляд зеленых глазок на сэра доктора, но Траинен был строг и непоколебим и отрицательно покачал головой. Ну так, еще бы, ишь, чего девчонка удумала, конспиратор недоделанный…

— Н-нет… — промямлила она как можно более «мальчишеским» голосом. — Я, пожалуй, останусь.

— Доктор не пускает?.. Мда уж, строго у вас тут всё… Ладно, бывай.

— Ты мне потом еще спасибо скажешь… — спокойно, и даже самодовольно заметил Ларри, когда мальчишки ушли. — Может быть. За то, что я за тебя головой думаю, пока ты еще до этого не дорос.

— Вы — злюка, доктор, — Олли бесцеремонно пихнула мужчину локтем, — я обиделась.

— На обиженных воду возят. В данный момент это особенно актуально. А ты погуляй пока в пределах видимости, а еще лучше присядь вот сюда… нет, не сюда! Это муравейник… Кстати, понаблюдай вот за муравьями — прекрасный пример организованной работы и образец трудолюбия…

А сам Лауритц, между прочим, сам давно лелеял мечту как следует выкупаться. Он, как моряк, не был лишен некоторых суеверий, но то, что даже мыться лишний раз — плохая примета, такого радикального мнения он никогда не разделял… Найдя у берега уединенное местечко, где дно было не илистым, а каменистым, а в склоне естественным путем образовалось несколько порожков-ступеней, лекарь огляделся кругом, убедившись, что за ним никто не подглядывает, разделся, аккуратно сложил свою одежду на поваленном стволе и вошел в воду. Взяв предусмотрительно захваченный с собой кусок можжевелового мыла, твердого, как камень, и хорошо мылившегося даже в соленой воде, Ларри повел себя довольно предсказуемо — он начал мыться. Нелегко было чистюле-доктору перебиваться без купаний в мягкой, пресной воде, которые на корабле сводились разве что, максимум, к эпизодически-случайным намоканиям под дождем… Так что теперь он с наслаждением намылился, несколько раз окунулся с головой, смывая с себя многодневную грязь и, как говорится, пускай весь мир его подождет…

Проведя ладонями по волосам и пригладив назад тяжелые от воды медные космы, Лауритц вылез на берег. Одной рукой протирая глаза, а другой нашаривая свои вещи на оставленном месте… он не нащупал на шершавом стволе поваленного дерева ничего, кроме шляпы. Разлепив веки, врач убедился, что одежда уже не ждет его там, где он ее оставлял, и лишь треуголка с красным пером сиротливо встречает своего хозяина на назначенном месте. Испуганно оглядев землю и кусты вокруг себя, Ларри не обнаружил пропажи. Но затем, осмотрев пространство с более широким радиусом, он имел возможность лицезреть что-то, подозрительно похожее на его несчастное, стиранное и чиненное по сотне раз тряпье, гордо украшавшее одинокое дерево, стоявшее посреди ближайшей открытой полянки. Также он заметил, что на противоположном берегу в это время на мелководье бесились мальчишки. А с ними и вредная, мстительная девчонка Олли от души веселилась, сидя на плечах у Луиса, в промокшей до нитки одежде, в которой она так и полезла в воду. Ребята играли в «рыцарский турнир», или как там называлась эта забава… Лауритцу было уже неважно. А важно было то, что ему сейчас предстояло, благодаря детской жестокости, которая, как уже неоднократно доказано на практике, просто не знает границ, бегать голышом по лесу. На самом деле, здесь был не совсем лес… но это тоже было неважно.

Когда Лауритц как раз одиноко пробирался к полянке по кустам, в чем мать родила, мокрый, одинокий и беззащитный, нервно сминая шляпу в руках, с ним произошло то, чего он как раз больше всего боялся.

— Кхем!.. Я не помешала? — донесся до него до боли знакомый голос.

— Мадам Гайде?.. — Ларри мгновенно покраснел, как вареный рак, и отчаянно замотал головой, отчего с мокрых волос разлетелись брызги.