Изменить судьбу - Юлия Богатырёва (2018)

Ибрагимов продолжал слать мне записки через Нассрединову. Сначала я просто рвала их, не читая, и выбрасывала в мусорное ведро. Ну как человек не может понять, что мне уже просто больше нечего ему сказать?! Как можно быть таким настырным? Я же прямым текстом написала, что все: конец, финиш, надеяться не на что! Но Ибрагимов с упорством, достойным лучшего применения, пытался выклянчить у меня прощение. Он меня уже порядком достал! Когда же он все-таки поймет, что своим нежеланием оставить меня в покое, только раздражает меня еще больше?

Вчера я притащила в академию серебряную звезду с синим камнем (сапфир — не сапфир?), которую Тимур мне подарил в «небесном» ресторане. Разумеется, я ее не надевала, а принесла в черной бархатной коробочке. И когда Нассрединова примчалась с очередной ибрагимовской запиской, я просто велела ей отнести ее назад вместе с этой коробочкой. Надеюсь, хоть так он, наконец, поймет… По крайней мере, сегодня ко мне (хвала, Создателю!) пока никаких записок не поступало. Вот пусть так и будет.

Четверг, 4 марта 2004 г.

Адам

Вот уже практически три недели как тренер словно с цепи сорвался: он гонял меня как сидорову козу! Он составил, на мой взгляд, невыполнимую программу тренировок и требовал неукоснительного ее исполнения. Мало того, что увеличилось количество тренировок, и теперь я тренировался почти каждый день, так еще и их интенсивность возросла раз в пять, не меньше! Признаться, я к такому был не очень-то готов, но гордость не позволяла мне сдаться и заявить тренеру, что мне это не по силам. Я выкладывался до предела и за время этого трехнедельного марафона вымотался так, что меня уже пошатывало.

Из-за таких недетских нагрузок, у меня не оставалось сил ни на что, кроме бокса. На учебу я совсем забил и буквально спал на лекциях с открытыми (а иногда и с закрытыми) глазами. Да что там учеба! Даже Оля перестала интересовать меня так сильно, как раньше. Хотя в редкие минуты отдыха, когда мой мозг не был занят ударами и техникой ведения боя, я чувствовал, что мне ее очень не хватает. Поэтому я старался почаще появляться в академии, в разрез с наказами тренера побольше высыпаться, чтобы видеть ее хотя бы там. Я почти совсем перестал уделять ей внимание: о том, чтобы сходить куда-нибудь вместе или о посещении ее квартиры, пришлось забыть. Мы и ночевали вдвоем теперь крайне редко, да и то моих сил хватало лишь на то, чтобы доползти до подушки — я тут же вырубался. Но даже просто засыпать и просыпаться рядом с ней, было не в пример приятнее, чем одному.

Надо отдать Ольге должное: она не жаловалась и молча терпела мой бешеный ритм, навязанный тренером. Правда она в последнее время все более озабоченно и тревожно поглядывала на меня и один раз даже попыталась намекнуть мне, что такие тренировки до добра не доведут. Пришлось объяснить, что хоть мой тренер и кажется безжалостным тираном и извергом, он в спорте уже больше двадцати лет и отлично знает, что делает. И раз он говорит, что так надо для победы, значит так действительно надо.