Девичья башня - Самид Агаев (2018)

– Очень. Но дома я не знаю, дальше веранды не ходила. Только воду набрала и огонь в очаге зажгла, чтобы вскипятить.

– Ну, тогда вместе посмотрим. Али очень хороший человек. Я его совсем не знаю, но мой муж все время его хвалит. Давно ты у него? Ты можешь открыть лицо, мой муж и Али побратимы. Мы одна семья.

Егорка вслед за ними вошел в дом и сразу же поднялся на балкон второго этажа. Отсюда открывался прекрасный вид на море, башни и крепостные стены внизу. Городские ворота против морской бухты были еще открыты. Но солнце садилось за гору, и стража торопила прохожих, разгоняла зевак, готовясь к закрытию. «Неужели это случилось, и я в собственном доме, – произнес Егор».

Зиндан

Али все еще не мог прийти в себя от неожиданности. И это, несмотря на то, что с момента ареста прошло уже несколько часов. Сколько именно, он определить не мог из-за отсутствия дневного света. Он находился в помещении без окон. Высоко вверху были бойницы. Но из них вовнутрь проникало так мало света, что можно сказать, света не было вовсе. Внизу, во всяком случае, у основания. Но в бойницы свободно проникали птицы и бойко чирикали там на верхотуре. Когда глаза Али привыкли к полутьме, он понял, что находится в круглой башне. Он измерил ее и насчитал десять шагов в диаметре. В самом центре он обнаружил заброшенный колодец, наглухо заколоченный досками. Вдоль стены вверх шла каменная лестница. Али поднялся по ней на следующий этаж. Здесь на высоте было когда-то деревянное перекрытие первого этажа. Такие же перекрытия были на верхних этажах, куда можно было подняться по ступеням в стене. Деревянный настил был большей частью разрушен, а местами в плачевном состоянии. Он сделал несколько шагов, пробуя пол на прочность, затем спустился обратно.

«Почему это произошло»? – спрашивал он себя. И не находил ответа. Предположение о том, что улемы Дамаска дали знать о нем в Баку, он отмел сразу, как полную нелепость. Второе предположение, что арест – это месть купца, дело рук обманутого мужа – было еще нелепей. Оставался только один вариант, но Али отказывался в него верить.

За ним пришли глубокой ночью. Он спал, сидя на корточках, привалившись плечом к стене, когда заскрежетал ключ в замке, и взвизгнула, открываясь, решетчатая железная дверь. Али вывели из башни по мостику, большая часть основания башни было в воде, затем вели по каменистому дворику, он несколько раз споткнулся об известняковые плиты, которыми он был вымощен. Было светло из-за полной луны. Али после затхлой атмосферы башни, с наслаждением вдыхал свежий воздух.

– Выше поднимай ноги, – бросил ему стражник, – неровен час, свалишься, лоб разобьешь, а мне потом отвечать. Сюда, прямо, пригни голову здесь низкий свод.

– Может, постоим немного, а, братец? – спросил Али.

– Это еще зачем? – удивился стражник.

– Воздухом подышим, ночь больно хороша.

– Иди, иди, ты не на прогулку вышел, а на допрос.

В комнате, куда привели Али, был сводчатый потолок и крошечное окошко. За столом сидел коренастый, плешивый молодой человек. Факел, торчащий из стены, освещал его усталое лицо.

– Назови свое имя, – сказал он.

– Это допрос? – осведомился Али.

– Допрос. Назови свое имя.

– А ты знаешь о том, что допросы заключенных в ночное время запрещены, они приравниваются к пыткам.

Некоторое время дознаватель с любопытством смотрел на Али, затем спросил:

– Это откуда ты такой умный взялся?

– Так просто и не скажешь, – вздохнув, ответил Али, – из разных мест. Я родился в Байлакане, учился в Табризе, преподавал в Дамаске.

– Значит, ты путешественник?

– Можно и так сказать, – согласился Али. – Но ты, уважаемый, не слышишь того, что я говорю. Ночные допросы равны пыткам. А пытать мусульман нельзя.

– Значит, ты мусульманин?

– Да, я мусульманин.