Девичья башня - Самид Агаев (2018)

– Просто от того, кто произносит слова, смысл меняется на противоположный.

– Но ты же меня понял?

– Надеюсь, что да.

– Тогда рассказывай.

– Твой попутчик, мирза Джамал, приходится племянником вали[22] Баку. Ширваншаху нет никакого дела до того, что происходит с городом. Он занят тем, что отчаянно пытается договориться с татарами, чтобы сохранить свое положение, выторговать себе должность наместника. Потому что татарам уже никто не сопротивляется. Они обошли город, как море обтекает сушу со всех сторон. Город уже давно находится в тылу татар. А сами они воюют Русь. Баку настолько неприступен, может отражать татар еще очень долго. Но они не хотят брать его приступом. Ждут, когда Фарибурз III, его зовут Фарибурз, сам откроет ворота.

– С политикой более или менее ясно, – мрачно сказал Али. – Это называется – из огня да в полымя. А у нас какие дела, почему ты здесь оказался?

– Сейчас я дойду и до нас. Твой арест незаконен, ну и мой, естественно. Вся власть в городе в руках вали. Мирза Джамал, как его племянник пользуется своим положением. Глава полиции – безвольное существо, боясь испортить отношения с губернатором, делает все, что захочет Джамал. Хотя, скорее всего, вали вообще ни до чего дела нет.

– Вот за что я недолюбливаю философов, – заметил Али, – две трети их сочинений о деталях, и лишь одна треть отводится собственно предмету. Может быть, ты уже перейдешь к делу. Где твоя жена и моя рабыня? Почему ты арестован?

– Твою рабыню я спрятал. Вместе с ней пришлось прятать и свою жену. Потому что Сара отказалась выходить из дома одна. Боялась подвоха. Почему-то она решила, что ты хочешь от нее избавиться таким образом. Но имей в виду, что ты выхолостил весь мой рассказ. Знаешь, искусство рассказчика не терпит суеты. Если бы все сразу переходили к сути дела, то мир не знал бы великих писателей и философов.

– Хорошо, ты меня убедил, – согласился Али, – рассказывай дальше.

– Он пришел вечером с вооруженной до зубов охраной. И я понял, что вовремя спрятал женщин. Когда я сказал ему, что Сары нет, он потребовал впустить его в дом, чтобы он мог в этом удостовериться. Как ты понимаешь, я не мог ему это позволить. У нас вышла стычка. Я свернул челюсть одному из его людей. Сам он ближайшую неделю будет щеголять всеми радужными оттенками, которые ныне украшают его подбитый глаз. Но они обнажили оружия и потребовали сдаться и прекратить сопротивление. У меня был выбор, перебить их всех и бежать, а я мог это сделать. Или сдаться, поскольку бежать, как ты справедливо заметил, некуда. Я предпочел сдаться. В надежде, что твой ум вытащит нас из тюрьмы путем судебного состязания сторон. Только не говори, что я сделал ошибку. Я сам об этом с утра думаю.

Али молчал некоторое время, затем сказал:

– Никто не может знать каким окажется совершаемый им поступок. Правильным или ошибочным. Это все расставит по местам время.

– Друг мой, ты уже на полпути к постижению учения Дао.

– Почему только на полпути?

– Потому что один и тот же поступок бесконечен в своем значении. Ты прав наполовину. Время показывает, что сначала ты совершил ошибку, но проходит еще время, и ты понимаешь, что был дальновиден и поступил правильно.

– Я понял, – сказал Али, – но давай обойдемся без учения Дао. Меня удивляет одна вещь. Каким бы проходимцем не был этот мирза Джамал, мы находимся в мусульманской стране. Здесь не принято так явно домогаться чужой женщины.

– Так я же тебе говорю, в городе нет закона. Власть ослаблена.

– Этот закон не зависит от власти. Это закон исламского общества – шариат. Если только, ну да, по-видимому, так оно и есть. Мы чужие, инородцы. Я обвинен в преступлении, а ты зиммий. С нами можно и не считаться.

– Обидно мне это слышать, про инородцев, – заметил Егорка.

– Но, если власти нет, – продолжал Али, – значит и до суда дело не дойдет. И надо думать, как отсюда выбираться.