Зов предков - Даниэла Стил (2019)

Жан снова улыбнулся и произнес несколько слов сначала по-французски, потом по-английски, но девушка явно не владела ни одним из этих языков. Сам Жан выучил английский уже в Новом Свете; кроме того, он знал несколько фраз на гуроно-ирокезском наречии, но и их она не поняла – вероятно, потому, что эти племена жили далеко отсюда – на северо-востоке от Великих равнин. Оставался только язык мимики и жестов, и Жан решил, что на первое время этого будет достаточно, тем более что он был единственным доступным для девушки.

Теперь они знали имена друг друга, но и только. Жан, правда, уже подметил в поведении Вачиви печать благородства, которая отмечала каждый ее жест, каждый поворот головы. Это позволило ему предположить, что в своем мире она занимает привилегированное положение, однако раскованность и естественность, с которыми Вачиви держалась, говорили о том, что она свободная женщина, не связанная узами брака. Таким же был и сам Жан – аристократ по происхождению, он не унаследовал высокого титула, доставшегося старшему брату, но нисколько не жалел об этом, ставя личную свободу выше светских привилегий. Во Франции Жану было тесно, и его старший брат, маркиз Тристан де Маржерак, благословил юношу искать счастья в Новом Свете.

Погруженный в свои мысли, молодой человек не сразу обратил внимание на знаки, которые делала ему Вачиви. Ее жесты, однако, были настолько выразительны, что он быстро догадался – она хочет знать, откуда он появился и что делает здесь. Девушка показывала то на небо, то на лес, и Жан подумал, уж не за ангела ли она его принимает. В свою очередь, он показал на лес, как мог изобразил всадника, а потом попытался передать, что ехал много, много дней. Объяснить, что он приехал в Америку на парусном судне из-за океана, ему вряд ли бы удалось, поэтому Жан не стал и пытаться, остановившись на более доступном варианте. То, что он – граф, а его старший брат – маркиз, владелец обширных земель во французской Бретани, объяснять тоже было не нужно, для понимания Вачиви все эти сведения были попросту недоступны, да и для него самого, по большому счету, они не имели значения. Все, что для них существовало, – это здесь и сейчас; только это и имело значение, да еще, пожалуй, ощущение странной легкости и головокружения, которое охватывало обоих.

Неожиданно для себя самого Жан снял сапоги и вошел в воду. Если бы сейчас на берегу появились индейские воины, он бы не смог защитить свою жизнь, потому что ружье и пистолеты он оставил в седельных кобурах. Правда, за поясом Жан всегда носил нож, но в рукопашной схватке с кроу он бы наверняка проиграл. Впрочем, сейчас он об этом не думал. Они оба чувствовали себя детьми, тайком от взрослых встретившимися в укромном уголке заросшего сада, вот только грозившая им опасность была отнюдь не детской, и Вачиви это понимала. Жан видел это по ее глазам и удивлялся ее храбрости. Большинство женщин – и не только индианки – в подобных обстоятельствах убежали бы от него с воплями, но Вачиви как ни в чем не бывало плавала кругами в нескольких футах от него, то ли играя, то ли испытывая судьбу, а может быть, она не испытывала ни малейшего страха перед незнакомцем. В ее взгляде, впрочем, не было ни намека на поощрение, да и на доступную женщину она совсем не была похожа. Любопытство, невинность, открытость и дружелюбие – вот что выражало ее лицо, и Жан в очередной раз подумал, что встретившаяся ему девушка была во всех отношениях необыкновенной. Казалось, она была уверена, что он никак не угрожает ее добродетели, что, впрочем, могло свидетельствовать как о непомерной храбрости, так и об излишней доверчивости.