Ганнибал - Харрис Томас (2001)

Пацци не стал приближаться к доктору Лектеру, но подошел ближе к стене и почувствовал какой-то странный химический запах. И решил было, что это какой-то растворитель, который использовали реставраторы.

– Буквы можете разобрать? Там написано «Пацци» и еще довольно грубый стишок. Это ваш предок, Франческо, повешенный на стене Палаццо Веккьо, вот под этими самыми окнами, – сообщил доктор Лектер. Он смотрел прямо в глаза Пацци сквозь разделявший их луч проектора. – Кстати, синьор Пацци, еще одна вещь, связанная с вышесказанным. Должен вам сознаться, я серьезно подумываю о том, чтобы съесть вашу жену.

Доктор Лектер дернул огромное полотно вниз и набросил его на Пацци, Пацци упал, запутываясь в холсте, пытаясь высвободить голову, и сердце его бешено колотилось в груди, а доктор Лектер, мгновенно оказавшись позади него, с невероятной силой зажал его шею взахват и прижал пропитанную эфиром губку к холсту в том месте, где было лицо Пацци.

Ринальдо Пацци отбивался изо всех сил, ноги и руки запутались в холсте, ноги в тряпке – но он все же сумел дотянуться рукой до пистолета, и когда они вместе с доктором покатились по полу, попытался направить свою «беретту» назад под удушающим его полотном; и, уже проваливаясь в крутящийся мрак, он нажал на спуск и прострелил себе бедро…

Выстрел из девятимиллиметрового пистолета, да еще под холстом, произвел не больше шума, чем завывания и грохот, доносившиеся снизу. На лестнице никто не появился. Доктор Лектер затворил огромные двери, ведущие в Салон Лилий, и запер их на засов…

Немного тошнило и не хватало воздуха. Пацци пришел в себя, ощущая во рту привкус эфира и тяжесть в груди.

Он обнаружил, что по-прежнему находится в Салоне Лилий, и понял, что не может пошевелиться. Ринальдо Пацци был весь спеленут холстом и веревками и стоял прямо, как старинные башенные часы, привязанный к ручной тележке, на которой рабочие привезли сюда кафедру. Рот его был заклеен. Тугая повязка остановила кровотечение из огнестрельной раны в бедре.

Наблюдая за ним, облокотившись на кафедру, доктор Лектер вспомнил, что и сам он был точно так же связан, когда его в психушке перевозили на ручной тележке.

– Вы меня слышите, синьор Пацци? Дышите глубже, пока еще есть такая возможность, это поможет вам – в голове скорее прояснится.

Доктор Лектер говорил, а руки его продолжали действовать. Он уже вкатил в салон большой полотерный агрегат и теперь возился с его толстым оранжевым силовым кабелем, завязывая на его конце с вилкой петлю, какую делают палачи для казни через повешение. Резиновая оболочка кабеля поскрипывала, пока он наворачивал традиционные тринадцать оборотов, как это делает профессиональный палач.

Дернув за вилку в последний раз, доктор завершил изготовление петли и положил ее на кафедру. Вилка торчала вбок.

Пистолет Пацци, пластиковые полоски для связывания рук, содержимое его карманов и его портфель лежали на подиуме кафедры.

Доктор Лектер копался в его бумагах. Он сунул себе за пазуху досье из жандармерии, в котором находились его permesso di soggiorno, разрешение на работу и негативы фотографий его нынешнего нового лица.

Здесь же лежали ноты, которые доктор Лектер давал синьоре Пацци. Он взял эти ноты и коснулся ими лица. Его ноздри раздулись, он глубоко вдохнул исходивший от листов аромат и приблизил свое лицо к лицу Пацци.

– Лаура, если мне будет позволено называть ее Лаурой, должно быть, пользуется замечательным ночным кремом, синьор, – сказал он. – Просто великолепный крем. Сперва холодит, потом согревает. Запах флердоранжа. М-м-м-м! У меня за весь день маковой росинки во рту не было. Вообще-то печень и почки можно использовать на обед сразу же, прямо нынче вечером, но остальное мясо может повисеть с недельку при нынешних-то погодных условиях. Я не читал прогноз погоды, а вы? Полагаю, это означает «нет».