До последнего слова - Тамара Стоун (2019)

Так оно и есть, но на душе почему-то становится легче. Я подозревала, что Эй-Джей все-таки придет несмотря на мамин запрет. Мне не хочется, чтобы он застал меня в таком виде, и в то же время ужасно хочется, чтобы он крепко обнял меня, поцеловал в лоб, велел поменьше думать. Попросил все ему рассказать – и я бы рассказала. Стоило бы ему только произнести эту просьбу, как слова полились бы из меня рекой и мозг не успел бы остановить этот поток. Начинаю судорожно причесывать волосы пальцами в надежде, что мне удастся их укротить.

– Детка, это не Эй-Джей. Это Хейли.

– Хейли… – Ее имя для меня – как удар под дых. Последний раз с ней да и с остальными членами «Восьмерки» мы виделись в пятницу, в столовой, но никто из них не знает, что произошло со мной дальше. А я ведь напрочь позабыла о той нашей ссоре. К щекам тут же приливает краска. Я снова падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушку.

Нет, сейчас мне ну совсем не до этого.

– Она, судя по всему, всерьез намерена подняться сюда, – говорит мама, присев на край кровати. – Даже цветы принесла.

– Цветы? Зачем? Она ни в чем передо мной не виновата.

Мама ласково гладит меня по спине.

– Пусть зайдет, Сэм. Выслушай ее. Как знать, может, она поднимет тебе настроение.

– Не хочу я, чтобы мне настроение поднимали. – Чего мне на самом деле очень хочется, так это увидеться с Кэролайн. Хочется, чтобы она была жива. Это бы значило, что я не сошла с ума.

Но вижу, что маму мне теперь не переубедить, сдаюсь и говорю: «Ну ладно, хорошо» и встаю с кровати. Привожу себя в порядок перед большим зеркалом.

– Хейли мне всегда нравилась, – признается мама и уходит из комнаты.

Через несколько минут ко мне заходит Хейли, заметно понурив голову.

– Здравствуй, Саманта, – говорит она, протягивая мне пестрый и нарядный букет цветов.

– Спасибо. Это было совсем не обязательно, – замечаю я, вдыхая приятный цветочный аромат. Он напоминает мне о саде Сью, о том, как в минувшую пятницу мы сидели в нем и разговаривали о Кэролайн, и меня накрывает волна печали.

Как же я по ней скучаю…

– Это только от тебя? Или от всех?

Хейли прекрасно понимает мой намек, а я улавливаю ответ еще до того, как она произносит его вслух. То, как она прикусывает нижнюю губу и смущенно переступает с ноги на ногу, красноречивее любых слов. Она пришла вовсе не как представитель «Восьмерки».

– От меня, – говорит она и оглядывает комнату. – Мне так стыдно. Ты за меня заступилась, а я за тебя – нет. Причем дважды.

– Да ладно тебе.

– Ну надо же… Я уже целую вечность не была в твоей комнате! Почему же так вышло? – спрашивает она, меняя тему.

– Сама не знаю, – отвечаю я, хоть это и неправда. В прошлый раз Хейли была у меня, когда мы готовились к благотворительной акции по случаю Дня святого Валентина, и тогда у меня весь пол был в лепестках роз, розовых ленточках и слащавых любовных записках.

– Я и забыла, как здесь уютно. У стен очень симпатичный цвет, – она подходит к коллажу, висящему на одной из стен, проводит пальцем по надписи «Безумная восьмерка», внимательно рассматривает фото. – Ох, неужели это и впрямь мы? Какие мы были милые, счастливые и… на этом фото мы искренне любим друг друга! – со смешком подмечает она. – Помню, как считала себя самым счастливым человеком на свете, потому что мне довелось стать частью «Восьмерки»… Когда же все успело так измениться?

– Не знаю. Но мне начинает казаться, что пути назад уже нет.

Повисает долгая пауза.

– Если честно, я все-таки за тебя заступилась. Позднее, чем надо было бы, но, по-моему, это лучше, чем ничего.

– Правда?

Хейли кивает.

– А потом побежала за тобой.