Первыми тревогу забили армейские психологи: после трёх месяцев на «корме» солдаты напрочь утрачивали аппетит и интерес к жизни, никакие добавки не могли отбить специфический привкус, а неменяющаяся консистенция вызывала тошноту. Люди из бедных кварталов пожимали плечами – спросили бы нас. Прожить на пять баксов в день можно, трудно не повеситься от тоски. От однообразной еды веет безнадёжностью, на которую тело реагирует однозначно – депрессией и болезнями.

«Корм» остался в армии в качестве энзэ, из магазинов тоже не исчез, но покупали его в основном туристы, собирающиеся куда-нибудь в дикие места. Зато после Потопа склады, забитые им, стали настоящим богатством, особенно на первых порах, пока не восстановилось фермерское хозяйство. Именно поэтому те, кто не погиб в катастрофе и хаосе первых недель, не умерли от голода и сохранили относительно здравый рассудок – сытость успокаивает. Мир, допустим, рухнул, и прежнего не вернуть, но пока в животе тепло, трудно до конца поверить в смерть.

Перед поездкой за едой Дора пошла в душ и заглянула в зеркало. Голова почти чистая. Тонкие светлые кудри не доставляли ей особых хлопот. В детстве было иначе, она родилась с прямыми волосами, которые с подросткового возраста начали отчаянно пачкаться – вымытые утром, они теряли вид уже к середине дня, слипались и выглядели редкими. Мама считала, что завивка не для девочек, да и в её школе господствовала мода на отутюженные пряди. Но после свадьбы она наконец-то решилась и с тех пор чувствовала себя гораздо счастливее. Во время Потопа волосы выпрямились и отросли, но постепенно жизнь вернулась в нормальное русло, местный химический заводик в числе прочих веществ первой необходимости начал выпускать средства для завивки, не такие безопасные, как прежде, но неплохие. Причёска была для неё важным показателем комфорта – пусть не идеально ухоженная, но обязательно пышная. Волосы спускались на щёки, а длинной чёлкой можно прикрывать лицо, когда смущаешься. Тёплая кудрявая волна отделяла от людей и немого защищала.

Сейчас она придирчиво осмотрела корни – достаточно ли чистые, чтобы выйти из дома. Взяла редкозубый гребешок и тщательно расчесала пряди, в одну сторону, потом в другую. Встряхнула головой, вытащила из зубьев несколько запутавшихся волосков, снова расчесала.

Всё-таки решилась, включила душ, открыла шампунь. Потянулась к полочке и достала бритвенный станок.

Через полчаса всё было кончено, она взяла полотенце и снова взглянула в зеркало.

Голова выглядела почти круглой. Дора восхищалась удлинёнными силуэтами эфиопок, у которых овальный череп плавно переходил в тонкую бесконечную шею и узкую спину. Её собственный крепко сидел на обычной шее, не толстой и не короткой, обыкновенной. Линия подбородка пока не провисала… не слишком провисала, щёки возле рта всё же чуть опустились, но если улыбнуться, то почти незаметно. Но Доре не хотелось улыбаться. Как не хотелось и выбирать выгодный ракурс для своего нового беззащитного лица. Выбритая кожа была иссиня-бледной, лоб и виски тоже раньше прятались под волосами и никогда не загорали. Нос и щёки на этом фоне отдавали желтизной, но Дора подумала, что незлое осеннее солнце постепенно сровняет тон.

Огромная парковка перед торговым центром как всегда забита, автомобиль пришлось бросить далеко от входа. Пригородный гипермаркет Wal-mart располагался в бесконечном ангаре, полки тянулись милями, и посетителям выдавали электрические самокаты с корзинками для покупок. Дора не рискнула оставлять рюкзак в машине, повесила его на руль самоката и решительно покатила вперёд.