Эсми Солнечный Ветер - Анна Гаврилова (2017)

— Думаешь, не справишься? — тут же отозвался Тамир.

В голосе мужа прозвучало искреннее недоверие — то есть он в моих способностях не сомневался. Я кокетничать не стала, ответила честно:

— Справлюсь, конечно. Но…

— Но? — подхватил Тамир.

— Такие мероприятия вытягивают слишком много нервов.

Муж улыбнулся шире и, подведя к белоснежной Двери, приложил палец к панели идентификатора. Дверь мгновенно отъехала в сторону, пропуская нас, как и ожидалось, в гараж.

Он оказался огромным, под стать дому. Припаркованные кары тоже ожидания оправдали — VIP-класс, причем с наворотами. Только «акула» все равно выделялась — уж слишком большая и даже на вид гораздо мощнее остальных.

Впрочем, главной фишкой этого кара была отнюдь не мощность и даже не спрятанные под черным металлом пушки. Главной фишкой являлся… ну разумеется, Тамир.

Грациозно и вместе с тем как-то хищно он обогнул «акулу» и учтиво открыл для меня дверь. Помог забраться внутрь и, лишь убедившись, что я уселась, направился к водительскому месту.

Дальше была активация системы, уже знакомые тугие ремни безопасности, причем только для меня, и медленное открытие гаражных ворот. Плавный взлет, набор высоты, и очередной повод убедиться в том, что главнокомандующий военных сил Риторы — законченный лихач.

Впрочем, на таком каре летать медленно, кажется, невозможно, а лихачество в исполнении Тамира было совершенно нестрашным. Да, здесь и сейчас я снова упивалась чувством защищенности — очень сильным и бесконечно приятным.

Примерно через полчаса «акула» сбросила скорость и пошла на снижение, чтобы встроиться в верхний транспортный поток. А там, впереди, проявились очертания небоскребов. Пейзаж был узнаваем и, увы, совершенно не нов. Собственно, издалека так практически каждый гигаполис выглядит.

Но Манкорс, выполнявший функцию столицы Риторы, от прочих все-таки отличался. Согласно информации, опубликованной в сети, он считался одним из крупнейших гигаполисов Альянса.

Дело в том, что вблизи Манкорса располагалась часть производств, и город опоясывали рабочие кварталы. Хотя «кварталы» — название очень условное. По факту, это был еще один гигаполис, только совершенно нетипичный, с принципиально иной инфраструктурой и «содержанием».

Если сердце риторской столицы было отдано, как и полагается, крупному бизнесу и элите, то на окраинах обитали… нет, не только работяги, но и все остальные. Бедные и очень бедные, честные и не только. Причем чем дальше от центра, тем, если верить все той же сети, контингент опаснее. Последнее кольцо считалось трущобами.

И именно этот, «второй гигаполис» вызвал мое любопытство. Я с огромным интересом смотрела в окно, стараясь разглядеть приземистые дома и немыслимо узкие улицы.

Но увы. Верхний транспортный поток возможности разглядеть что-либо не давал. А у Тамира мой интерес вызвал логичное недоумение.

— Зачем тебе это? — спросил он.

Я ответила честно:

— Не знаю. Наверное, дело в том, что небоскребы каждый день вижу, а вот такое — только по галавизору.

Тамир опять-таки не оценил…

— Эсми, поверь, никакой романтики в подобной жизни нет.

Я спорить не стала — сама знаю, но все равно интересно. Ведь это другой мир, со своими нравами, взглядами и совершенно особенной поэтикой. Да, нормальному человеку эта поэтика не видна и не понятна, но я-то не совсем нормальная. Я — человек творческий.

Последнее тоже было озвучено и спровоцировало улыбку…

— А я уж засомневался, — признался муж. — Глядя на тебя, начал подозревать, что рассказы о сумасшествии творческих людей — миф.

— Нет, в том, что касается сумасшествия, — все правда, — заверила я. И добавила, подумав: — Только маме не говори.

Тамир тихо рассмеялся, я же откинулась на спинку кресла и принялась смотреть на плывущие навстречу небоскребы. В этих монстрах из зеркального стекла и металла тоже своя поэтика имелась, только более понятная.