Долгая дорога домой (сборник) - Пол Андерсон

– Я люблю тебя, – беспомощно произнес он.

– Я тебя тоже любила. – Голос звучал тихо, словно доносился издалека, в глазах светилась мечтательность. – Поэтому так и поступила.

Коринф выпрямился, отчаянно стараясь успокоиться. В голове грохотали громы.

– Я тебя плохо помню, – пожаловалась Шейла. – Кажется, немного задело память. Такое ощущение, что все это было много лет назад. Ты – мечта, в которую я когда-то была влюблена. – Она улыбнулась. – Как ты исхудал, Пит! И стал какой-то жесткий. Все стали такие жесткие.

– Нет. Все беспокоятся о тебе.

– Это беспокойство другого рода. Не то, какое я знала. Ты больше не Пит. – Шейла села на кровати, слегка повысила голос: – Пит умер во время перемен. Я сама видела, как он умирал. Ты хороший человек, и мне больно на тебя смотреть, но ты не Пит.

– Не волнуйся, дорогая.

– Я не могла без тебя жить. И не хотела вешать тебе – или себе самой – на шею такое бремя. Теперь я вернулась. Ты не представляешь, как это чудесно. Сиротливо, но чудесно. Я обрела покой.

– Я все еще хочу тебя.

– Не лги. Разве ты не видишь? В этом нет нужды. – Улыбка из тысячелетнего прошлого. – Ты можешь сидеть здесь с застывшим лицом, но меня не обманешь – ты не Пит. И все-таки я желаю тебе добра.

Он, наконец, дал волю чувствам, отринул самоконтроль и логику, опустился у кровати на колени и заплакал. Шейла утешала его, как могла.

Глава 20

В центре Тихого океана, рядом с экватором, вдалеке от населенного мира затерялся остров. Старые морские пути и сменившие их трансокеанские авиалинии обходили его стороной. Атолл пребывал в полном распоряжении солнца, ветра и крикливых чаек.

Люди долго о нем не знали. Коралловый риф слепо и терпеливо рос, дни и ночи волны перемалывали жесткие кораллы в подобие почвы, после долгого путешествия здесь находили свой дом семена растений. Прибой приносил кокосовые орехи, на острове выросли пальмы. Когда из-за горизонта появилось каноэ, пальмы простояли на острове не одну сотню лет.

На берег высадились полинезийцы, высокие коричневые люди, чье племя блуждало по свету в поисках Гаваики, прекрасной прародины.

Мужчины были покрыты солью и солнцем и не задумывались о том, что проделали путь в тысячи миль через пустоту, потому как им служили проводниками звезды, великие морские течения и собственные руки, чтобы грести, – тохиха, хиоха, итоки, итоки! Вытащив лодку на берег и принеся жертву богу с акульими зубами Нану, пришельцы вплели в волосы цветы гибискуса и пустились в пляс – новый остров им очень понравился.

Они уплыли, а на следующий год, или через два года, а может, и через три – океан велик, а у времени нет ни начала, ни конца – пришельцы вернулись и привезли с собой свиней и женщин. Ночью на пляже пылали высокие костры. Вскоре появилась деревенька, состоящая из крытых пальмовыми листьями хижин, в прибое резвились голые коричневые дети, рыбаки на входе в лагуну с веселым смехом ловили рыбу. Так прошло сто лет или двести, пока не появились бледнокожие люди.

Их большие каноэ с белыми крыльями заходили на остров всего несколько раз, тут нечем было поживиться, но и этого хватило, чтобы исправно доставить смертельный груз оспы, туберкулеза и кори, отчего коричневых людей осталось совсем мало. Благодаря притоку чужой крови у туземцев развился какой-никакой иммунитет; настало время плантаторов-заготовщиков копры, религии, дамских платьев и международных конференций, решающих вопрос о том, какой большой деревне на другом конце света должен принадлежать атолл – Лондону, Парижу, Берлину или Вашингтону.