Обеспокоенный Ин Лик твердой рукой держал голову Соно. Горячий, знакомый на вкус напиток лился в рот, стекая вниз по подбородку. Обезвоженное тело ликовало, пока горячая жидкость разливалась по желудку. Горький вкус дубовой коры и перетертого шалфея. Это целебный отвар. Соно часто пил его, поэтому, расслабившись, доверился советнику. Но вдруг обжигающая боль волной прошлась по телу: мокрая холодная тряпка коснулась горячей спины. Ниджай зашипел и уткнулся в подушку. Силы покинули его еще там, у дворца, поэтому, не сдержавшись, он закричал.

– Соно, терпи, пожалуйста, терпи, – шептала Юриэль сквозь сжатые зубы, казалось успокаивая саму себя, а не его.

Ин Лик снова схватил ниджая за подбородок, поднося ко рту чашку, а сиаф прополоскала кровавую ткань в бочонке.

– Я вытру кровь и перебинтую спину. Мне нужно сделать мазь, только где рецепт?

Юри опять дотронулась до ран мокрой тряпкой, и Соно отключился, не сумев вынести нового приступа парализующей боли.

– Смотри, вон та девочка… – Сморщенный трясущийся палец Хикаро указал на толпу Зачистки. – Она особенная. Мы должны отвести ее в свою минку и помочь.

Шестнадцатилетний Соно нахмурился.

– Она такая же, как все. – Он и в детстве не отличался многословностью.

– Ты тоже такой, как все, но это не мешает тебе быть особенным, – улыбнулся ему в ответ учитель.

Они стояли вместе с другими советниками около входа во дворец. В этот раз похищенных детей было намного больше, чем тогда, семь лет назад, когда в клане оказался Соно. Количество бездомных, убийц и воров тоже увеличилось: за прошедшие семь лет клан значительно расширился. Ренрис Бад, которого Соно всегда боялся и сторонился, произносил свою речь так же грозно и четко, как всегда. Юный ниджай осмотрел лица детей, остановив свой взгляд на девочке с длинными темными волосами. Она была арасийкой, как Соно и Хикаро. Но в ее чертах имелось и что-то западное. Глаза не такие узкие и веки не такие нависшие, как у жителей Арасы. Маленький прямой нос и очень пухлые губы. Одной рукой она прикрывала свою наготу, а второй собирала волосы, оголяя спину. Она словно знала, что ее ждет. Боялась, но была готова и как будто хотела поскорее с этим покончить. Она встретилась взглядом с Соно и, улыбнувшись, облегченно выдохнула. Ниджая это удивило. Она что, глупая? Чему она радуется?

– Особенная… – повторил Хикаро, тоже наблюдавший за ней.

Соно надеялся, что старик одумается и после клеймения они уйдут вдвоем: он не хотел тащить с собой еще и девчонку.

Подошла ее очередь ставить метку. Она робко шагнула к стражнику, и тот, резко развернув ее к себе спиной, начал диктовать клятву, которую она должна была повторять за ним.

– Я, Юриэль Мао, отказываюсь от отца своего. Отрекаюсь от бога Ара и пути, что проложил мне Всевидящий. Теперь я принадлежу своему господину, вверяюсь ему и отдаюсь всецело. Во имя Ренриса Бада, во имя клана «Или». Я готова принять свою новую жизнь.

Раскаленный металл прожег нежную детскую кожу, и девочка громко взвизгнула, словно поросенок, которого пытаются поймать перед праздничным ужином. Дети, стоявшие за ее спиной, столпились и, держась друг за друга, наблюдали за ней. Ее отпустили и выдали новую рубаху, которую она тут же натянула на себя. На ткани в районе лопатки расцвело багровое, быстро растущее пятно. Вытерев рукавом слезы, юная арасийка подошла к мальчику, который изгоем стоял дальше всех. Он был чуть старше и выше нее. Испуг сошел с его лица, а поднятые брови и наклонившаяся ей навстречу голова выдали удивление. Она что-то шептала ему на ухо, а он завороженно слушал. Соно тоже стало любопытно, но Хикаро отучил его совать свой нос в чужие дела. Дети закончили разговор, и арасийка встала в строй к уже давшим клятву детям и взрослым. Она вновь посмотрела на Соно, а тот резко отвернулся, делая вид, что разглядывать облака на небе ему куда интереснее, чем ее.

– Я не хочу ей помогать.