Фантом - Анастасия Баталова

— Но мы же не можем сдаться? Они поймают нас…

— Ну и пускай. Они имеют на это право. Они могут делать со своими фантазиями всё, что им за благо рассудится. Мы порождения их сознания, и им дана власть над нами. Так устроен мир. Мы всего лишь фантомы, и мы не имеем права на настоящее счастье…

— Добби… — с отчаянием прошептал Михалыч-фантом, — не делай этого. Не сдавайся, прошу тебя. Беги!

— Я не могу.

Расстояние между преследуемыми и преследователями неуклонно сокращалось. Настоящий Михалыч и настоящая Добби были уже совсем близко.

— Только не смотри ей в глаза! Отвернись! — крикнул своей спутнице Михалыч-фантом.

— Поздно, — пролепетала она, бледнея, — слишком поздно…

Настоящая Добби находилась уже в двух шагах, и взгляд её серебристо-серых глаз был направлен прямо на девушку-двойника. Точно выстрел в упор он неминуемо настиг бы её. Рано или поздно. И поэтому она уже не пыталась от него спастись.

Михалыч-фантом обернулся и без страха встретился глазами со своим подлинным двойником. Какая разница, когда это случится, фантом может только протянуть время, ему не дано — и, наверное, это к лучшему- прожить чужую настоящую жизнь по-своему, как бы он этого ни хотел.

— Я тоже видел его глаза, — спокойно сообщил он потом своей ненастоящей подруге, — теперь мы оба исчезнем. Но у нас в запасе есть ещё несколько мгновений, чтобы исполнить то, ради чего мы, собственно, были созданы…

Добби-фантом подняла на него свои большие глаза, полные чистого неба и печали, глубокой, как это небо, и такой же невыносимо яркой, как оно.

— Я ведь так и не отдал тебе тот проигранный поцелуй, помнишь, на выпускном… — сказал Михалыч-фантом, — и сейчас, пока мы ещё не окончательно испарились, я намерен сделать это.

— Мы играли тогда на простой поцелуй-чмок, — напомнила ему ненастоящая Добби с грустной улыбкой.

— Я полагаю, что за десять лет набежали неплохие проценты, — произнёс ненастоящий Михалыч, нежным движением приподнимая её лицо за подбородок.

Их ошарашенные двойники замерли в двух шагах на тротуаре точно два соляных столпа.

— Смотри-ка, они целуются, — нелепо констатировала Добби.

— А мы исчезаем… — странно спокойным голосом ответил ей Михалыч, отчего-то очень внимательно разглядывая свою руку. Было уже немного заметно, что она постепенно становится прозрачной.

— И я тоже!? — в панике спросила Добби.

Михалыч кивнул. Растопырив пальцы, она выставила вперёд кисти рук и, присмотревшись, беззвучно зарыдала: сквозь них уже стали немного видны облака, дома, пышные кроны деревьев. А когда она, минуту спустя, снова взглянула туда, где стоял Михалыч, то успела заметить лишь едва заметное помутнение воздуха — пятно, похожее на стайку мошкары, неоднородное, зыбкое, ещё сохраняющее контуры человеческого тела, но быстро тающее, растворяющееся в воздухе. Налетевший в следующее мгновение ветер безжалостно разнес эту маленькую горстку звездной пыли, мелкой, серебристой, чуть искрящейся на солнце.

10

— Так я опять не понял, кто из них в итоге растаял, настоящий мужик или фантом? Второй раз смотрю и не уследил… — ворчал, выходя из кинозала Клейд.

Добби жмурила глаза, отвыкшие от яркого света, потягивалась, точно кошка, разминая затекшую шею, и досадливо внушала ему:

— Да всё там предельно ясно. Растаял настоящий, а фантом остался, потому что он был в больше степени достоин жизни: давал волю своим чувствам и желаниям, говорил, что думает… А тот мужик… Он постоянно прятался от самого себя, довольствовался и обходился, вместо того, чтобы бороться, пытался заменить счастье удовлетворением, словом, жил какой-то неполной, неглубокой… ненастоящей жизнью. Вот он и растаял. По сути и не жил совсем.

— Но это же ерунда! — возмутился Клейд. — Как он мог растаять, если он состоит из плоти и крови? Растаял фантом. Побузил-побузил и всё, прикрыли лавочку.

Добби устало махнула рукой.