— Так что случилось с татуировкой? Она же магическая.

— Вот именно, она магическая, магия — наука, она не имеет отношения к богам, эта татуировка — не более, чем просто краска, попавшая под кожу. Единственное, эта краска заклята на жизнь будущего супруга, то есть, если моя невеста умрет, татуировка исчезнет сама через полгода — это срок траура, как только исчезла татуировка, можно опять жениться.

Вера округлила глаза, глядя на слабый след от татуировки:

— Что вы сделали с невестой?!

Министр выпрямился:

— Ничего я с ней не сделал, я татуировку срезал! Никакого особого смысла она не несет, это просто магический датчик с таймером.

— To есть, юридически, вы сейчас обручены?

— Нет, юридически обручения не существует, — сказано было твердо, излишне твердо, — юридически есть только свадьба, на ней подписываются соглашения о приданом или выкупе, а обручение — это просто ритуальные танцы с целью выманить у жениха побольше подарков и денег. Хрен им, а не мои деньги, — он непреклонно выпятил подбородок, сверля пространство тяжелым взглядом, как будто оно положило глаз на его деньги. Вера опустила глаза, пытаясь спрятать охреневший взгляд. Министр посмотрел на нее и усмехнулся:

— Не верите? Смотрите, — задрал рукав, переключил режим "часов истины" и громко сказал им: — Отвратная погодка!

"Дзынь."

— Я не обручен. Обручения не существует.

"Дзынь."

Вера нервно рассмеялась, министр поморщился:

— Юридически не существует, обручение — ритуал для людей, а не для богов, в каноне его нет, его можно провести без жреца, ни на что он не влияет, тем более, что я не дал его закончить и не давал на него согласия изначально.

Часы молчали, Вера пожала плечами в ответ на требовательный взгляд министра Шена, отвела глаза и вздохнула:

— Офигенные у вас с матушкой отношения.

— С тех пор, как я перестал быть вежливым, наши отношения свелись к тому, что она требует, а я выполняю. Чаще всего, она требует денег или вызвать кого-нибудь на дуэль, при этом мы почти не видимся — прекрасные отношения, я считаю, — мрачно усмехнулся, помолчал и гораздо тише сказал: — Если бы она еще выполняла то, что я требую — цены бы ей не было. Но она — одна из немногих людей в Карне, которых не подкупить, у меня просто нет такой суммы, которая ее впечатлит. Ну ничего, я что-нибудь и на нее найду, — Вера услышала в его голосе нехорошие нотки, подняла глаза, пытаясь увидеть что-то на его лице. Он смотрел в огонь и с силой тер запястье, в глазах была тьма и пламя, от этого становилось жутко. Он усмехнулся огню, как будто видел в нем мрачное, но очень приятное будущее, голос царапнул внутри что-то древнее, от чего по спине Веры побежали холодные мурашки: — Безгрешных не бывает. В крайнем случае, подставлю, а в тюрьму она не захочет даже ради того, чтобы насолить мне, сдастся как миленькая. Сама приползет, сама попросит и сама все сделает как я хочу. — Веру уже начало потряхивать от этого пророчества, она вцепилась в кролика, попыталась отвести глаза, найти вокруг что-то светлое и доброе, но голос министра Шена продолжал звучать в голове, как непонятное заклинание, она не могла сосредоточиться на зрении и не могла это прекратить, и от этого становилось еще страшнее. Он что-то заметил и беззаботно улыбнулся: — Ладно, хватит о ней, печальная тема, а у нас тут оранжевое настроение. Пойду я посты проверю. И давайте мне кролика, наверное, пусть отдохнет, я вам нового принесу.

Вера убрала руки, министр сам взял с ее коленей кролика, тот сначала задергался, потом обмяк и безвольно повис, как будто смирился со своей судьбой. Она осталась одна у костра, в ее сторону поглядывали, но не подходили. А она смотрела в спину уходящему министру Шену и думала, где он берет кроликов и куда их девает. Казалось, что это самый важный вопрос, и что как только она найдет на него ответ, все остальное станет понятно и просто.