Я слышу, как ты дышишь - Остин Марс (2019)

— Я там одну очень важную вещь понял, — расслабленно вздохнул министр, вертя в пальцах бокал, — пока в яме сидел и отказывался от еды. Понял, что вся эта аристократическая спесь, гордость, достоинство… это все имеет смысл только тогда, когда есть зрители. Когда есть люди, которые смотрят на твое поведение и это на них влияет, когда широкие жесты вдохновляют других тоже сделать нечто в этом духе, когда отказ от чего-то недостойного — это политический момент, призванный показать статус и заставить изменить поведение. А когда это просто конфликт интересов двух людей, практически в вакууме, это ничего не значит. Есть я, какая разница, кто я такой. Есть человек, который получает удовольствие от моего унижения или физических мучений, не важно, кто он. Я отказываюсь выполнять его требования и принимать от него пищу — мое право. Он держит меня в яме или пытает — имеет возможность, никто его не остановит. И что дальше? К чему это приведет в итоге? Спасать меня никто не придет — никто не знает, где я и что со мной. Я теряю силы с каждым днем, раны не заживают, отдохнуть не получается. Он получает удовольствие от этого зрелища каждый день, ему не надоедает. Были бы вокруг меня зрители, или какая-то возможность донести свой подвиг до потомков, я мог бы красиво умереть за идею. Хотя что это за идея, это еще один хороший вопрос. Идея превосходства аристократов над не аристократами? Идея, что потомки Дракона ни за что не подчинятся простым смертным? Но итог-то доказывает обратное — ничем я не лучше, потому что я умер, а он — нет. Он еще и удовольствие получит от осознания, что уморил меня. И однажды я с кристальной ясностью понял, что абсолютно реально умру в этой яме, сегодня или через неделю, бесславно и бесполезно, и никто об этом даже не узнает

— он никому меня не показывал, а если даже узнает, чести мне это не сделает, все узнают, что я сдох в яме как помойная крыса, и никто в этом не виноват, кроме меня, я сам загнал себя в эти обстоятельства, и сам не смог выбраться. И я сидел, смотрел на звезды, — он откинулся на спинку, запрокинув голову и медленно сползая по креслу, покачал в кончиках пальцев бокал, развел руками: — Думал, а насколько сильно я хочу жить? Стоит ли оно того? Может быть, я действительно наивен и жизнь меня ничему не учит, и этот урок еще повторится, и я пожалею, что не решился умереть еще тогда…

4.33.12 Древние Боги делают исключение

— Я люблю вас.

Он дернулся, чуть не уронив бокал себе на грудь и расплескав вино, сел ровно и уставился на Веру такими глазами, что она глупо хихикнула, прикусив губу, пожала плечами и взяла свой бокал. Сделала маленький глоток, еще раз пожала плечами, шепотом сказала:

— Что? Это для вас новость?

Он поставил бокал, крепко зажмурился, открыл глаза и опять уставился на Веру, как будто ожидал, что что-то изменится. Поднял ладонь, как будто пытался ее остановить, хотя она сидела как сидела, держа бокал двумя руками и кусая губы от зрелища. Было ощущение, что она сотворила какую-то восхитительно веселую шалость, поставившую взрослых в ступор, но не позволяющую ее наказать.

На лице министра Шена происходили метаморфозы поэтапного принятия неизбежного, он медленно опустил руку, глубоко вдохнул и Вера его перебила, не дав открыть рот:

— Не надо мне отвечать, просто привыкните к этой мысли. Расслабьтесь, ничего страшного не случилось. Так бывает. От этого еще никто не умирал. Ну, насколько я знаю. Возможно, я буду первой. Но это не точно.

Он фыркнул от смеха и закрыл лицо руками с обреченным стоном, развернулся к Вере, секунду посмотрел на нее, развел руками и возмущенно выдохнул:

— Как вам удалось это сказать?

Она иронично указала глазами на потолок:

— Древние Боги решили сегодня сделать для вас исключение, чтобы посмотреть на ваше выражение лица. Думаю, они не пожалели о своей щедрости.