Мы слишком разные - Рейчел Хиггинсон (2021)

Я видела красоту в тех вещах, что привлекали моё внимание и заставляли эмоции литься. Это было больше, чем просто оболочка, оно таилось в духе, в душе, в искрящихся глазах, или губах, приподнятых в полуулыбке. Это был тот самый момент в жизни, когда становилось понятно, что всё должно измениться, когда что-то заставляло проснуться и обратить внимание, или изменить что-то в себе, или даже отпустить то, что любишь. Красота не являлась просто мнением, это был стиль жизни. Это было что-то, что я пыталась ухватить, каждый раз, когда бралась за кисть.

Я щедро распределила по палитре чёрную и белую краски, и оставила место, где я могла бы смешать оба цвета в нейтральный серый. После чего приступила к работе.

ГЛАВА 22

Моя кисть танцевала по стене, соединяя между собой дымчатые оттенки на одном и на другом конце стены. Я взяла чёрной краски и добавила тёмные линии, чтобы добавить глубины, а потом сделала быстрые мазки белой краской, чтобы добавить света. Я переплетала между собой линии и мазки, пока вся стена от пола до потолка не была покрыта дымчато-серыми тонами. Кое-где были пространства, где белый цвет доминировал, где-то я использовала больше чёрного. Но в целом вся эта история была дымчато-серой.

Отступив назад, я осмотрела свою работу. Она не была закончена. Мне ещё нужно было пройтись в нескольких местах, где-то сгладить острые края, но я была уже близко. Оглядев ресторан, я впервые заметила, что все уже ушли. Даже в кухне было темно и тихо.

Я повернулась, не в силах поверить, что я рисовала вплоть до самого закрытия. Эзра сидел за своим столом, его длинные ноги были вытянуты и скрещены, а руки он сложил на груди. Перед ним был ноутбук и бумаги, но он задумчиво смотрел в мою сторону.

— Не обращай на меня внимания, — сказал он тихо, его голос был более шероховатым и низким, чем обычно.

Я смущённо улыбнулась.

— Я не знала, что уже так поздно. Я, похоже, была в ударе. Прости, ты, вероятно, уже хочешь пойти домой спать.

Он пристально посмотрел на меня, с этого расстояния мне было сложно что–то прочитать в его глазах.

— Продолжай, — сказал он. — Мне всё равно ещё надо поработать.

— Ты уверен?

Он сделал короткий кивок головой.

— Абсолютно.

Мои результаты вдохновляли меня на то, чтобы сделать ещё больше. Мне очень хотелось начать раскрашивать новую секцию стены, поэтому я снова повернулась к ней. Продолжая использовать те же самые цвета, я завела разговор с Эзрой.

— Расскажи мне про Бьянку? — спросила я, мой голос слегка дрожал от волнения.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду женщину, — пояснила я. — Не ресторан.

Когда он заговорил, по его тону было понятно, что он не очень-то хотел делиться подробностями.

— Зачем?

— Я собираюсь нарисовать её душу, — сказала я ему. — Мне надо знать, какой она была.

Он помолчал некоторое время, размышляя. В комнате нарастало напряжение, вызванное сменой его настроения. Я боялась повернуться и посмотреть на него. Я уставилась на завитки дыма передо мной и решила добавить новые детали, чтобы успокоить своё громко стучащее сердце.

Я услышала, как он тяжело выдохнул, как если бы задержал дыхание, но больше не мог сдерживаться.

— Холодная, — сказал он, наконец. — Расчётливая. Никогда не улыбалась.

Уставившись на свои туфли, я попыталась представить Эзру с женщиной, которая никогда не улыбалась. Несколько месяцев назад мой мало информированный мозг не удивился бы. Тогда я представляла его с женщинами на подобии этой. Они держатся за руки, никогда не улыбаются, никогда не смеются и разговаривают только о серьёзных вещах.

Но теперь? Я не могла себе представить Эзру без смеха, без глубоких ночных разговоров и таинственных улыбок. Он совсем не был холодным и расчётливым. Возможно, аккуратным. Совершенно точно практичным. Но не сдержанным, и не намеренно жестоким.