Всё, что нужно для счастья - Евгения Стасина (2019)

- Тогда дайте номер и мы поговорим с ней лично. Соня бы явно не отказалась пообщаться с матерью.

И вправду. Если этой Оксане не жаль меня, то пусть хоть о ребёнке подумает! Видно же, что она её любит — обнимала так, что я не на шутку разволновалась — не задушила бы.

- Я... — заметив, что Максим уже достал свой мобильный, женщина растерянно трёт переносицу. - Я не могу. Правда, не могу, как бы мне не хотелось помочь Сонечке... Но если её мать решила, что так будет лучше, лезть я не вправе.

Как это? Давлюсь тестом, и теперь отчаянно пытаюсь откашляться в заботливо протянутую мужем салфетку. Это ведь единственный шанс! Не устраивать же нам обыск, чтобы найти этот чёртов контакт?

- Что значит не можете? Оксана, мы ехали двое суток. На машине, потому что у Васи на руках нет ни одного документа, позволяющего провозить Соню в поезде. Что будет, если нас остановит полиция? Мы ей никто...

- Как? Вы же...— она вскидывает голову и вперяется своими тусклыми голубыми глазами в мужское лицо, но так и не решается продолжить.

- Отец? — обращаю её внимание на себя и, смяв салфетку, отодвигаю в сторону остывшее угощение. - Это ещё бабка надвое сказала.

Точнее, Верка, а её слово для Макса почти ничего не стоит. И для окружающих тоже.

- Даже если мы проведём тест и он подтвердит, что Сонька его дочь, официально установить отцовство можно лишь через суд. А вы знаете, что это значит? Что до тех пор, пока Веру будут искать, а я буду собирать бумажки для оформления временной опеки, девочка отправится в детский дом. Одна, Оксана. Не знаю, как в Москве, а у нас он мало похож на санаторий. Оксан, — беру её за руку, без труда замечая грызущие женщину сомнения, и изо всех сил стараюсь говорить мягче. - Я понимаю, что вы обещали Вере, но на кону стоит Сонькино спокойствие.

И моё. Боже, да, в большей степени моё! Потому что увидеть, как Соньку сажают в машину хмурые соцработники я боюсь куда сильнее, чем угрызений совести за приобретённый ей гастрит! А она его приобретёт, вот увидите, если кое-кто не развяжет язык.

Не дышу, пока Максим нетерпеливо отстукивает пальцами по стенке горячей чашки, и взглядом заклинаю Оксану сжалиться. Только она с виду милая, а вместо сердца камень: высвобождается из моих холодных ладоней и упрямо качает головой.

- Не могу, не просите. Я слово дала.

- Иногда его можно нарушить.

Сейчас как раз тот случай. От этих цифр зависят жизни троих человек, разве не аргумент?

Нет.

- Она вернётся, — хозяйка встаёт, недвусмысленно намекая, что наш разговор подошёл к концу, а я до того растеряна, что не тороплюсь вставать следом. - Вера никогда не допустит, чтобы её дочь оказалась в приюте. Вот увидите.

Да ладно?! Чёртова идиотка! Зло откидываюсь на спинку и рычу в голос, растирая руками щеки. Лучше бы она умотала на дачу и не дарила мне надежду! И лучше бы Соня не смеялась так громко, потому что от звуков её счастливого голоса ком, вставший в горле, заметно увеличивается в размерах. Ещё немного и я задохнусь от непролитых слёз.

- Простите, — Максим помогает мне подняться, а пристыженная подруга моей сестрицы суетливо складывает посуду на поднос. - Я, правда, не могу. Есть вещи, которые люди должны сообщать лично...

- Какие? Что она хренова кукушка? — нервно хватаю джинсовку, свисающую с подлокотника, и сбрасываю со своего плеча мужскую ладонь - поздно меня успокаивать. - Пошла она! И вы вместе с ней! Правильная, куда деваться! Если Соньку отберут вините себя, ясно!

- Вась...

- Что Вась? Хочешь сказать я неправа? Она ведь может решить все наши проблемы, — тычу пальцем в бледную как полотно владелицу тесной трёшки и, добравшись до прихожей, зло пинаю одну из коробок. - Но куда там?! Она слово дала! Ей репутация дороже, а то не дай бог треплом обзовут!