Всё, что нужно для счастья - Евгения Стасина (2019)

Набираю полную грудь загазованного автомобилями воздуха и, грубо гаркнув на недовольного остановкой пса, аккуратно надрываю письмо с одной стороны. Пальцы мокрые от волнения, но своё дело делают. Трясуться только так сильно, что я долго не могу вникнуть в пляшущие перед взором буквы, раз за разом возвращаясь в начало текста. А когда понимаю, что тут не он важен, а строчка цифр в одной из граф, окончательно перестаю бороться с дрожью. Дурно мне, впервые на моей памяти настолько хреново.

- Закурить не найдётся? - остановив одного из прохожих, достаю из протянутой пачки дешевую папиросу, киваю в знак благодарности и жадно затягиваюсь. Я ведь лет семь назад бросил...

- Твою мать! - а сегодня можно, раз уж бутылки шампанского под рукой нет.

Вася

- Ты в ней дыру прожжёшь, - шиплю, замечая, что Некрасов уже в сотый раз пялится в зеркало заднего вида на Соньку, и прибавляю немного громкости на магнитоле. - У неё не выросло третье ухо и на лбу не появился еще один глаз. Чего глазеть?

Можно подумать, эта бумажка что-то меняет... Такой же ребенок - улыбчивый, добродушный, уплетающий леденцы за просмотром мультика в детском кресле... Разве что теперь официально Некрасовкий.

И что мужики за народ? Хоть ты в грудь себя кулаками бей, доказывая, что твоя сестра не аферистка и такими вещами шутить не будет - ему хоть бы что. А стоило какому-то неизвестному лаборанту печать шлёпнуть - всё, глаз от малышки не оторвет. Молчит и зыркает. Зыркает и молчит.

- Да брось, ладно? У тебя такое лицо, будто ты только узнал! За эти дни мог бы и привыкнуть уже!

- А я только узнал, Вася, - Максим зло цедит сквозь зубы и резко сворачивает во двор хосписа. Не удивлюсь, если скрипом шин всех больных перебудил. Чёртов псих!

Тормозит у входа и, достав ключ из замка зажигания, вновь крепко сжимает руль. И где логика? Нет чтоб выйти, а он в гляделки играет! Только теперь не с Сонькой, теперь ему я интересна!

- Чего? - и это, знаете ли пугает. Так лоб наморщил, что сам на себя не похож... Помнится, когда я на развод подала, он вот так же желваками играл. Разве что ушёл молча и до угроз не опускался. А сейчас, посмотрите, прямо словарный понос:

- Я её прибью. Ты хоть понимаешь, что она сделала? Пять лет молчать!

- Я понимаю, что до тебя доходит, как до жирафа, - выдаю, спрятав подальше страх, ведь говорит он вполне убедительно, и раз папаша рвения не проявляет, тянусь к малышке, чтобы отстегнуть ремень безопасности. - Вылезай, Сонь. У мамы как раз обед, она нас на лавочке ждет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я её уже вижу. Сидит на скамейке, низко склонившись над какой-то книгой, и стоит Соне хлопнуть пассажирской дверью, испуганно озирается по сторонам. Заметила...

- А ты тут не хорохорься! Прибьёт он! Еще посмотрим кто кого! - ведь Верка у нас не из робкого десятка: за словом в карман не полезет, и если понадобится, может и по шапке надавать. Вон, Петьке в своё время не раз прилетало, уж больно назойливый из него вышел кавалер. И у дверей караулил, и на вокзале встречал, и на лавочке по вечерам дожидался... И почему не он в итоге сломил её оборону?!

- Ладно, - касаюсь Некрасова чуть ниже локтя и не отрываю взора от ребёнка, наконец, заметившего свою родительницу. - Выйдешь минут через десять?

Он хмурится, а я закатываю глаза: неужели так трудно немного повременить с экзекуцией? Вера и так наказана: садится на корточки, пачкая подол белого халата о дорожную пыль, и так жадно целует детское личико, что у любого зрителя ком встанет в горле. Он часть Сониного детства упустил, а ей, может быть, только эти воспоминания и останутся...