Нежное безумие - Л. Шэн (2019)

– Двадцать два! – Я слышу свист, тренер выбегает на поле, но наши глаза все еще направлены друг на друга. – Двадцать-черт-два! Надень долбаный шлем, парень.

– Пенн! – кричу я.

Он нарушает не меньше пяти тысяч правил, разговаривая со мной прямо на поле, игра остановлена. Гас пинает траву, проклиная все на свете. Он кладет руки на бедра и качает головой. Папа обхватывает меня за талию и пытается увести с поля, вернув на трибуну.

– Можешь сделать кое-что для меня? – кричу я Пенну. Ноги не двигаются с места, но я смеюсь. Пенн кивает. – Заставь их жрать землю.

Вся толпа свистит с недовольством, когда папа, Мелоди, Бейли и я торопимся к выходу до того, как меня превратят в стейк. Папа обнимает меня за плечи и целует в макушку.

– Моя сумасшедшая, странная девочка. И ты думала, что ты ничего собой не представляешь?

Пенн

Люди – яблоки. Хорошие яблоки. Плохие яблоки. Слишком спелые или недоспелые. Твердые или мягкие. Сладкие или кислые. Но в каждом яблоке есть сердцевина. То, что отличает их друг от друга.

Моя мама как-то сказала мне, что она не переживала за Вию, потому что моя сердцевина ее охрана. Я защитник. Я приютил Вию, когда никто не хотел делать этого, и сейчас, когда Дарья умоляла меня взять то, что принадлежит мне по праву, – победить игру, чемпионат, – когда мои друзья плюются потом и кровью, пытаясь вырвать победу, а Найт Коул спасает мою шкуру, – я не могу этого сделать.

Защитить Вию было обязанностью. Защитить Дарью – дело чести.

После того как Дарья с семьей покидают стадион, я снова притворяюсь, что спотыкаюсь о собственные ноги. Свист болельщиков превращается в ругательства. Скоро перерыв. Другими словами: время, когда тренер разорвет меня на части.

Мы уходим с поля с ужасным разрывом – 28:14, и я уже ничего не могу поделать, даже если буду стараться.

– Скалли! – Тренер Хиггинс рычит так громко, что ему даже не нужен усилитель. – Тащи свой зад сюда! – Он указывает на землю.

Я тащусь к нему настолько медленно, насколько это возможно для человека, стягивая шлем с головы и пройдя мимо него, я следую в раздевалку. Он тянет меня за спортивную форму и возвращает. Все проходят мимо сквозь туннель к раздевалкам.

– Ты проигрываешь мою игру специально?

Любой другой парень сделал бы то, что предложила Дарья, и показал бы, как надо играть. Не я. Мне все равно, чего хочет Дарья, мне плевать, что ее не будет здесь в понедельник и она не увидит страницы из своего дневника, расклеенные по всей школе. Она не заслужила этого.

– Сэр, я не могу собраться. Прошу прощения, – говорю то, что ему нужно услышать, чтобы оставить меня на поле.

– Из-за той милой блондинки? – сплевывает он.

– Из-за одного тупого блондина, – исправляю я, указывая подбородком в сторону Гаса, который проходит в раздевалку. – Урод до сих пор носит кастеты, будто сейчас долбаные девяностые.

– За языком следи! – вопит он. – Мне все равно, что ты чувствуешь к Бауэру. Если позволишь ему взять верх, то никогда не выплывешь. Ты никогда не добьешься ничего. Ты не попадешь в высшую лигу. Так и останешься очередным бедным мальчиком с огромным потенциалом. Без мозгов тот, кто сливает игру ради девушки просто потому, что кто-то что-то сказал. Думаешь, она будет рядом с тобой, когда ты потеряешь славу? Когда вы пойдете в колледж? Ты думаешь, что она стоит твоего будущего? Будущего твоих товарищей? Моего будущего?

Да. Да. Да. Да. И да.

Я качаю головой и иду дальше в раздевалку. Он догоняет меня, голос отдается эхом в туннеле:

– Отвечай мне, сынок!

Я врываюсь в раздевалку. Мне надоело объясняться с самим собой. С мужчиной, который говорил мне держаться подальше от моей девушки, пока Причард унижал ее.

Бывшей девушки. Черт.

Падаю на скамью и вздыхаю, смотрю, как в раздевалку заходит тренер Хиггинс и бьет кулаком в шкафчик. Когда он убирает руку, то на костяшках выступает кровь.