Отец поневоле - Дина Данич

Да, мама у меня с отменным чувством юмора. А еще она обожает воспитывать своих детей весьма своеобразным способом. И, пожалуй, единственные, кто избежал этого — Никас и Ева, наши двоюродные брат с сестрой.

— Дай-ка вспомнить, сколько раз это было за последний год…

— Мам!

— Не мамкай, — осекает она меня. — Давай ближе к делу — мне еще отца надо вытащить на прогулку.

— То есть ты занята? — мне едва удается скрыть разочарование в голосе.

— Не особенно, милый. У тебя есть предложения?

— Да, одно такое… — В этот момент пацан решает высказаться и вякает от души. Или пищит. Уж не знаю, какое слово лучше отражает ту звуковую волну, что накрывает мои уши.

— Это кто у тебя там? Ты в саду детском, что ли?

— Можно и так сказать. Приедешь?

— Надо полагать, без отца?

Вот за что обожаю маму, так это за ее обалденную проницательность.

— Да, пока без него.

В трубке повисает многозначительное молчание. Очередной элемент воспитания. И я терпеливо ожидаю вердикта.

— Жди, через час буду. Сам понимаешь — не могу же сорваться просто так.

— Ага, — вяло отвечаю, а у самого — гора с плеч. Уж час то с этой крохой я выдержу — уверенно думаю я, отбивая звонок.

Наивный дурак.

Потому что сначала Платон решает, что он слишком долго молчит, и пора бы продолжить разрабатывать связки. Я по всякому пытаюсь договориться с крикуном, но у него явно свое мнение по поводу того, как надо вести себя.

Измучившись, в конце концов разбираю пакет от Леры и нахожу там погремушку. Не такая уж оригинальная игрушка, но на целых пятнадцать минут это срабатывает.

А затем все начинается по новой.

— Платон! — пытаюсь перекричать его строгим голосом, — ты ведешь себя нехорошо! Нельзя так долго кричать!

Но пацану плевать. Он надрывается, что есть мочи, а я чувствую себя абсолютно беспомощным. Что же делать? Как вообще успокаивают маленьких детей?

В итоге, потеряв всякую надежду, рискую все же взять мелкого на руки. Аккуратно, словно хрустальную вазу, беру того и едва дышу.

И, о чудо! Мальчишка, наконец, замолкает, а я выдыхаю с облегчением. Правда, лишний раз пошевелиться боюсь — вдруг что-то сделаю не так. Платон внимательно смотрит на меня, а затем вдруг опять широко улыбается.

Мне улыбается. И от этого внутри становится очень-очень странно. Словно произошло что-то невероятно важное. Нервно сглатываю и улыбаюсь ему в ответ. Зачем? Скорее, потому что невозможно не отреагировать на такое проявление детских эмоций. И вот в этот момент мне почему-то очень хочется, чтобы пацан оказался моим.

Когда заканчивается этот самый час, и, наконец, раздается звонок в дверь, мне кажется, что у меня гора с плеч падает… Давно я не нервничал так сильно. Все же ребенок — это огромная ответственность. Но стоит мне вернуть пацана в люльку, как тот разражается недовольным плачем.

— Заходи, — выдыхаю с облегчением, пропуская мать в квартиру.

Мальчик, затихший после звонка, начинает новый виток и снова разражается плачем, а я обреченно прикрываю глаза.

Ну, вот, опять…

— У тебя дома ребенок? — спрашивает мама таким тоном, что я понимаю — все, попал. Причем по полной. Этот цепкий взгляд мне очень хорошо знаком.

— Ага, подбросили вот на порог этого подкидыша.

— ЧТО?!

Пока прихожу в себя, мама уже разворачивает активность.

— Кто это тут такой маленький? — воркует возле этого крикуна. И он снова притихает и во все глаза смотрит на очередную новую тетю. — Какой хорошенький, — продолжает умиляться мать. — Давай-ка я тебя возьму на ручки. Не хочет с тобой нянчиться этот злыдень, да, маленький?

Мне остается только вздыхать. Спорить с ней бесполезно. Но если это поможет успокоить крикуна — да и ладно. Пусть обзывает меня как хочет.

— Вообще-то я с ним целый час тут сам сидел.