— Нет. И да. Я даже себя понять не могу, куда уж в твои мысли проникнуть… Ты куда более жестока, чем хочешь казаться. Как я должен был жить без тебя? Как должен жить теперь, получив удар в спину? Ты об этом подумала?! — Он наступает на меня, оттесняет назад. Вихрь его эмоций так силен, что у меня голова кружится. — Не смей мне лгать! Никогда больше. Ни при каких обстоятельствах! — Его руки ложатся на мои щеки, не позволяя отвернуться, скользят по шее, кажется, одно неверное движение — и он сломает меня, как тростинку. Вот только я чувствую, что пальцы алти-ардере вплетаются в мои волосы в неистовой, исступленной ласке.

— Если только у нас будет шанс… Только правда. Только честность. До самого конца.

Я и сама сжимаю его плечи, боясь отпустить даже на миг. Пол уходит из-под ног, комната вращается в диком танце, теряя очертания.

— Поклянись, Огонек. Пообещай, что никогда больше не предашь меня. Потому что второй раз я уже не прощу.

— Клянусь жизнью!

Он закрывает глаза, судорожно прижимает меня к себе.

— Глупая человеческая женщина…

— …моё крылатое чудовище.

Я прячу лицо у него на груди, как маленький ребенок, испугавшийся грозы, слушаю бешеный стук сердца, вдыхаю запах раскаленного камня и морской соли. А Дор гладит меня по волосам, так и не разжав объятий, не позволяя отступить и высвободиться.

Как же хорошо! Пусть держит вот так всю жизнь.

Всхлипываю, впиваюсь пальцами в тонкую ткань его рубашки. Не хочу плакать, но не могу остановиться, слишком долго копились эти страхи, слишком сильну облегчение. Слабость? Ну и бездна с ней, я все-таки женщина, а не воин, дракон и правитель.

— Ну всё, всё, — шепчет Дор мне на ухо. — Успокаивайся, Огонёк. Нет того, с чем мы не справимся, если будем вместе. Верь мне. Ты моё безумие, мне всё равно уже не излечиться от тебя. Ты яд, проникший в мое тело и разум. И ты же воздух, которым я дышу.

— Не говори так, я всего лишь человек. И не отпускай.

— Нельзя отпускать тех, кого любишь. Никогда.

Он заставляет меня поднять голову, поцелуем стирает слезы с моего лица.

На мгновение для меня всё меняется, я словно впитываю каждую его мысль, ловлю каждый вздох и удар сердца. А еще я вижу свет. Не глазами, скорее внутренним зрением: неосязаемый, то такой яркий! Истинное пламя ардере, истинное пламя Дорнана.

— Кхм…

Вздрагиваю, только сейчас вспомнив, что вообще-то мы не одни. Дор нехотя ослабляет хватку, оглядывается.

— Жаль прерывать вас, — замечает сехеди, — но если эту проблему вы решили, но, увы, остальные никуда не исчезли.

— И начать придется с того, что вы, госпожа Лиан, проявили удивительную даже для человека недальновидность. Нельзя было сознаться в более подходящей обстановке? — Он встает, разминает плечи и принимается ходить по комнате. По рунам на коже прокатываются волны света, выдавая крайнюю степень взволнованности. — В узком кругу друзей, а еще лучше — наедине? Это же уму непостижимо: несколькими фразами настроить против себя стольких ардере! Порой я забываю, как импульсивны, несдержаны и торопливы люди, и каждый раз вспоминаю об этом слишком поздно.

Он закладывает руки за спину, отворачивается к окну, за которым разгорается рассвет.

— Вы же понимаете, что не можете теперь оставаться во дворце? Да и на отборе тоже. Несмотря на то, что предупреждение оказалось своевременным, недоброжелателей у вас сейчас в разы больше, чем друзей.

— Бездна, — выдыхает сквозь зубы Дорнан.

— Факты упрямы, мой владыка, — сухо продолжает сехеди. — Обвиненная в предательстве не может быть вашей спутницей. По крайней мере, пока не очистит свое имя. И, честно сказать, я пока ума не приложу, как это сделать.

— Отбор всё равно придется остановить. — Алти-ардере всё так же удерживает меня рядом. — Мы на пороге войны, сейчас не до испытаний и проверок.