Неожиданно мать! - Ксюша Левина

— А матери у него нет.

— Так он… и правда в приют?

— Увы. Давай решим все по-хорошему.

— Это вы? — тихо-тихо прошептала она. Ее сердце замерло, уже отчаявшись когда-либо забиться снова. Даже руки стали подрагивать, а бутылка забилась у Сереги во рту так, что он нахмурился и зарычал.

И ей почему-то стало страшно, что это может быть он. Ей страшно не хотелось слышать его «Да», но оно практически висело в воздухе.

Пятая. О робкой надежде

Роман перевел на Мотю взгляд. Он смотрел внимательно и долго, за это время она успела десять раз про себя сказать: «Вот сейчас…!»

Она ждала, что он скажет «да». Настолько в этом уверенная, что, когда Роман покачал головой, шумно выдохнула.

— Значит, вы точно знаете, что… в приют, — в голосе Моти послышалась прежняя решительность.

— Да, его официальный родственник лично займется поиском новой семьи, где его полюбят.

— Нет… — покачала головой Мотя и упрямо поджала губы. — Его уже любят! Вы должны мне помочь.

Она говорила уверенно, и даже чуть склонилась к Роману, который удивленно на нее посмотрел.

Моте казалось, что все до смешного просто! Есть она и есть ребенок, и есть этот, явно не бедный, человек. Ну что ему стоит дом построить (как говорила Мотина бабушка). Что ему стоит помочь паре несчастных людей?

Выход вот он рядом — руку протяни и все будут счастливы. Все так решаемо, а этот противный Роман Юрьевич все равно качает головой. Ну как так-то?

— С чего это? — усмехнулся он и Мотя разочарованно опустила голову.

— Вы знаете ситуацию! Не бросите же вы Серегу! — воскликнула она.

Мотя мучительно искала за что зацепиться. Она умела быть назойливой, пробивной. Умела добиваться своего, и не стеснялась при этом просить о помощи. Как любая девочка недавно оторвавшаяся от родного дома и еще не вполне понимающая, что не везде твою задницу прикроет любящий родитель, Мотя не видела жестокости большого мира.

И не понимала, что не каждый готов протягивать нуждающемуся руку.

И Роман ясно видел этот налет откровенной розовой наивности на хорошеньком лице юной альтруистки. В его взгляде уже была жалость, а не насмешка, он по-доброму завидовал этой вере в человечество, но даже и не думал как-то взращивать эту веру и дальше.

— Девушка, — поморщился Роман. Он помнил, что ее зовут как-то странно, но не помнил как именно. — Всех спасти невозможно. Таких детей, как Серега, сотни! И все они столь очаровательны, сколь несчастны.

— Нет! Нет!

— Детей бросают каждый день.

— Пусть так!.. Но Серега…

— Прямо сейчас кто-то бросает своего ребенка и уходит из роддома с чистой совестью и легким сердцем!

— Нет!

— Ты наивна.

— Нет же!

— Сними уже свои розовые очки. Ты — девочка, которая хочет поиграть в дочки-матери.

— А вы один из тех мальчиков, что ни во что не верит и играет в войну…

Шепнула Мотя и Роману оказалось нечего ответить. Не столько от того, что она права, сколько от того, что более уверенного тона у него бы не вышло.

Только вот и для такого, как Серега, жизнь — это война. И никакая девочка с розовыми волосами его не спасет.

— Помогите мне, — не унималась Мотя. — Даже если вы не верите, что что-то можно исправить.

— Чем же?

— Я… не хочу, чтобы меня поймали…

Мотя чувствовала себя шпионкой, оказавшейся на вражеской территории в одиночку.

Роман знает родителей Сереги.

Роман… может спасти ее или все испортить.

— Почему ты думаешь, что меня это волнует? И почему ты мне доверяешь? Я же маньяк, — Роман не сдержал улыбку, но пальцы его как-то нервно дрогнули.

— Маньяк маньякА видит издалека…

— Чем по твоему тебе можно помочь? Спрятать тебя? С этим… младенцем? Стать соучастником?

— Да, — просто кивнула Мотя.

— Ты ненормальная?

— Допустим.

— Ты борешься с ветряной мельницей.

— Да.