Двойная ошибка - Аля Морейно

Не знаю, что думать… Ни одно предположение не выглядит хоть сколько-нибудь логичным или хотя бы просто реальным.

Всё сходится на том, что Айлин должна была сообщить мне о беременности и детях. Ведь мы с ней планировали ребёнка! Я не давал ей повода усомниться в моих намерениях и отношении к ней. Почему не сообщила? Я потерял телефон, лежал в больнице. Но она знала мой адрес, и дома должны были быть мама, отчим или сестра. А даже если она не застала никого, то могла прийти в другой раз или оставить записку. Да просто передать через Лейлу или Тагира, что ищет меня! Ведь речь шла о детях и нашей жизни!

Рано утром мчусь за двойнятами и везу их в лабораторию. Я должен подтвердить или опровергнуть свои догадки!

Не отваживаюсь послать кого-то за результатом. Как только заветный конверт оказывается у меня в руках, вскрываю его, пропускаю цифры, в которых ничего не смыслю, и жадно вчитываюсь в заключение.

Нужно быть честным – ещё только увидев дату рождения детей, я уже понял, что они мои. Несколько дней уговаривал себя, что произошла какая-то чудовищная ошибка. И теперь, глядя в белый лист с чёрными бездушными буквами и числами, ощущаю, как мир окончательно разваливается на части.

Меня трясёт так сильно, что медсестра на ресепшене замечает это, подходит и протягивает стакан с какой-то резко пахнущей гадостью, которую время от времени принимает бабуля.

– Молодой человек, вам нехорошо? Вы присядьте, пожалуйста, – тянет меня в сторону мягкого дивана.

Послушно опускаюсь и обхватываю голову руками. Не понимаю, как это возможно. Как она могла поступить так со мной, с нами, с детьми? И, главное, зачем, почему?

Моим детям почти десять лет. Десять лет! А я даже не догадывался об их существовании! Ну как же так? За что Лина так поступила со мной?

Ничего не понимаю, кроме одного – теперь я знаю, почему она отправила детей именно ко мне. Возможно, даже сказала им, что я – отец, но они чего-то не поняли…

Спасибо хоть на этом…

Отчаяние и страх сменяются яростью и злобой.

Она отняла у меня не только себя, но и детей! Она не просто вырвала моё сердце и растоптала своими грязными ботинками, но и лишила меня детей… Она оставила сына и дочь без отца. Чёрт знает, как они жили эти годы! И всё почему? Только потому что я не той веры и национальности? Ведь другого объяснения нет и быть не может!

Злость вправляет мозги на место и собирает, словно магнитом, частицы, на которые разметала меня новость об отцовстве.

Я зол и спокоен. И знаю, что должен сейчас сделать.

Не помню, чтобы когда-нибудь задумывался о детях. Гипотетически допускал, что в отдалённой перспективе у меня будет ребёнок, просто потому, что так принято в обществе. И если бы меня спросили, хочу ли я завести детей прямо сейчас, я бы с ужасом отшатнулся: мне ещё тридцати нет – какие дети?

Я слишком молод для мыслей о продолжении рода, хочу ещё пожить для себя. Хочу развиваться, заниматься карьерой, мотаться по стране и миру. А ребёнок – это якорь и корни, которые накрепко привязывают к одному месту. Хочешь не хочешь, а думать приходится не о работе, а о том, как ночью укачать орущего младенца, почему у него сыпь или в очередной раз поднялась температура и что купить ему под ёлку.

Оглядываясь назад, понимаю, что предложение Айлин забеременеть в восемнадцать лет было ребячеством. Я не имел представления, ни что такое ребёнок, ни даже что такое ответственность. Тогда я думал только о том, как бы её не потерять, и готов был на всё ради того, чтобы быть с ней. Конечно, я бы Лину с детьми ни за что не оставил, ведь я любил её как одержимый. Не исключаю, что это сделало бы меня совершенно другим – возможно, более мягким и менее циничным. Какой была бы моя жизнь? Как сложилась бы карьера? Этого я уже никогда не узнаю.