Когда я встретилась с Эмилем, то с первого взгляда поняла, что в его жизни что-то произошло. Он ещё выглядел грустным, но казался более спокойным. По-хорошему спокойным, словно то, что мучило его ушло. Каким-то шестым чувством я поняла, что это было связано с его девушкой. И действительно после того, как я подробно рассказала ему об убийстве Тимура, и он выговорил мне за то, что я подвергла Варю и себя такому риску, а я пообещала, что мы с Варькой не будем предпринимать никаких действий, не посоветовавшись с ним, он сам завёл об этом разговор.

– Знаешь, а ведь я принял важное решение в моей жизни. Я отпустил её, – он повернулся ко мне, – мы сидели на скамейке, на Патриарших прудах, – Андрей ведь, наверное, рассказывал тебе эту историю?

Я просто кивнула, не вдаваясь в подробности, что узнала об этом от бабы Насти.

– Наконец, осознал, что так больше нельзя. Как бы я не хотел оправдывать себя, что она до сих пор жива, мне пришлось признать себя виноватым в её гибели. Надежды на то, что Галенька, – в этот момент у меня сжалось сердце, так проникновенно он назвал имя своей невесты, – когда-нибудь станет прежней, не было никакой. Так к чему продолжать растительное существование?

– Ты правильно сделал. И ты зря обвиняешь себя в её смерти, мне всегда казалось, что существует, ну Бог, не Бог не знаю, но какая-то высшая сила, которая определяет, сколько нам жить. И только кажется, что мы что-то решаем или в чём-то виноваты. Знать бы, что произойдёт авария, можно было и за руль не садиться. Думаю, что ты сделал всё, что мог.

– Нет, не всё. Я-то жив. А она? – он вздохнул и уставился невидящим взглядом перед собой.

Мне хотелось взять его за руку и как-то утешить, но слов не находилось. «Андрей бы смог, – подумала я, – если уж он смог удержать его от самоубийства, то, наверное, нашёл бы слова поддержки».

– Я ведь тоже себя обвиняю в смерти Андрея, – вдруг сказала я.

– Ты? – Эмиль повернулся и с удивлением посмотрел на меня.

– Да, в тот вечер я отказалась с ним встретиться, и ему позвонил этот Тимур и попросил его подежурить за него. А ведь если бы он был со мной…

– Но это не правильно, Лиза, – с досадой сказал он. Словно мои угрызения совести были несопоставимы с его. – Ты слишком много на себя берёшь. Если кто-то следил за ним, его убили бы всё равно. На следующий день, через неделю.

У меня в горле появился ком, до сих пор я никому об этом не говорила и сейчас затихла, стараясь удержаться от желания положить голову на плечо Эмиля. Выплакаться и рассказать ему о моей любви, о том как я боялась её и сама лишила себя того кратковременного счастья, которое судьба, сжалившись над моим одиночеством, послала мне напоследок.

– Ты не права, Лиза. Если хочешь, я расскажу о себе. О том, что я пережил. Тогда тебе понятно будет то, почему я решился отсоединить эти проклятые трубки. Но мне придётся начать сначала, и если этот разговор покажется тебе неприятным, мы его оставим. – Он вопросительно посмотрел на меня, и я просто кивнула.

Пока Эмиль собирался с мыслями, мне вдруг пришла в голову мысль, что мы оба обвиняем себя в том, в чём фактически не было нашей вины. Мы обвиняем себя, что не почувствовали беду и не уберегли родных людей. Все несчастные случаи – это вопрос времени. Если бы на какие-то десять минут, Эмиль выехал бы позже, та иномарка не унесла бы жизнь его любимой. Если бы я…

– О чём ты думаешь, Лиз?

– Ты винишь себя в том, что ты поехал в это время, по этой дороге, не свернул, не затормозил, а я … – В этот момент я всё-таки расплакалась и сразу почувствовала его уютную руку на своём плече.

– Давай не будем об этом. Мы ничего уже не сможем изменить. А вот жить с этим можно по-разному. Я расскажу тебе о том, как освободился сам, и, что гораздо важнее, освободил её душу.